Жестокое перемирие
Шрифт:
– Была живая сила, стала неживая, – не без цинизма заявил Савельев, вытряхивая мертвеца из ботинок. – А что, классные бутсы, – заявил он, осмотрев добычу. – И размер как раз мой. Камуфляжик тоже дельный, натовский, прострочен добротно. Сплошное удовольствие в таком ходить…
– Ну, вы даете, мужики! – со страхом пробормотал Иван, вылез из ямы и отвернулся от покойников.
– Можно подумать, это не ты начал, – подметил Дорофеев. – Ладно, парень, не парься. Были бы мобилизованные, тогда другое дело. А тремя дебилами-фашистами меньше – земля станет чище. Так
– Я, Савельев и Дорофеев, – подумав, заявил Андрей. – Остальные лицами не вышли. Савельев, собственно, тоже. – Командир задумчиво почесал переносицу. – Но один из укропов ростом как раз с него.
Процесс преображения занял несколько минут. Одежда, снятая с мертвеца, вызывала у ополченцев странное зудящее чувство, как будто ее измазали горчицей. Савельев ворчал, мол, надо было сначала раздеть, а уж потом…
– Да ладно, – отмахнулся Дорофеев, которому досталось обмундирование раненого укропа. – Быстро снятое не считается заразным. И вообще нормальная одежда. Если отпороть знаки различия, то сойдет и для нашего доблестного воинства. Но с этим мы торопиться, пожалуй, не будем.
Населенный пункт остался на севере, трасса Павино – Лозырь – на юге. Снова гремели орудийные раскаты, теперь уже значительно ближе. Сумерки стелились по земле. Но темнота не обрушивалась моментально, давала людям возможность пройти еще немного. Точка на навигаторе медленно, но верно приближалась к нужному району. На юго-востоке располагалось село Пастушье, а севернее начинался протяженный лесной массив с многочисленными низинами и возвышенностями. На одном из таких холмов и находилась бывшая база ПВО.
До наступления темноты группа одолела еще несколько километров, вышла к реке, петляющей по равнине. С вершины сопки хорошо просматривались дорога и деревянный мост с бревенчатым настилом. На другом берегу недалеко от него поблескивали огоньки, в бликах мглистого света сновали люди.
Ополченцы бесшумно ползли по траве, заняли позиции недалеко от дороги. От группы отделился один человек и исчез. Бойцы терпеливо ждали. Вскоре зашуршала трава, показалось юркое тельце. Пацан полз, сдавленно дыша, опирался на локти.
– А что, сообразительный паренек, – задумчиво пробормотал Костюк.
– Ну да, – согласился Дорофеев. – У этого девайса большая скорость передачи данных.
– Дяденьки, речка глубокая. Я мог бы переплыть, но укропы по ней фонарями шарят. Пост у них на другой стороне. Не понял, сколько рыл. Там машина работает. У них землянка или что-то такое за деревьями, – глухо прошептал Иван.
– Землянка наша в три наката, – проговорил Дорофеев. – Сосна сгоревшая над ней…
– Все понятно, – перебил его Андрей. – Точнее, ничего не понятно. Савельев, Дорофеев, готовы окончательно испортить себе карму? Тогда за мной. Остальным залечь у моста. Если что, отсекайте нас огнем. Если знак не подам – двести метров на юг, и там переправляйтесь самостоятельно.
– Знак-то какой? – не понял Липник.
– Восклицательный, блин!
Через несколько минут три человека степенно вступили
Ополченцы прошли половину моста, когда на противоположной стороне наметилось шевеление, забегали огоньки электрического света. Звякнуло металлическое изделие – понятно какое. Лучи фонариков сконцентрировались на людях, бредущих по настилу.
– Хлопцы, да уберите вы свет, – пробормотал Андрей, раздраженно щурясь. – Свои, не видите, что ли?
Двое солдат заступили ему дорогу. Знаки различия на их униформе были другие, что, безусловно, внушало оптимизм, но эти ребята тоже служили в «непобедимой и легендарной» украинской армии.
– Кто такие?
– Батальон «Днепр-4», – сообщил Андрей. – Из Ясиново. Возвращаемся с несения дежурства. Машина сломалась недалеко, в паре верст отсюда. Вообще глухо, движок полетел напрочь. Не куковать же всю ночь? Ремонтировать все равно некому. Пешком быстрее дойдем.
Эти трое, видимо, не вызвали у часовых никакого подозрения. Несогласованность во взаимодействии различных подразделений украинской армии была такой же вопиющей, как у гитлеровцев в Великую Отечественную.
Хрен их знает, откуда они направляются и куда. Но вроде свои.
– Документы покажите, – проворчал караульный.
Устраивать рукопашную прямо на мосту Окуленко хотелось меньше всего. Неизвестно, сколько солдат за мостом держат их на прицеле. С документами у липовых бойцов незалежной было все в порядке, если не обращать внимания на некоторые несоответствия физиономий и фотографий. Кряхтя и чертыхаясь, Андрей извлек из внутреннего кармана новенькую солдатскую книжку, сунул караульному. Тот мельком глянул в нее, при этом широко зевнул.
«Сто гривен надо было внутрь положить», – мелькнула у командира шальная мысль.
Он чувствовал, как напряглись его подчиненные, сам подобрался, натянулась пружина в мышцах.
Но проверяющий спокойно закрыл документ, вернул его владельцу и заявил:
– Ладно, хлопцы, топайте, куда вам надо. Может, поспите еще чуток. Слава Украине!
«Без этого никак, – подумал Андрей. – Мантра какая-то».
– Героям слава! Удачно отдежурить, хлопцы.
У двух других солдат часовые документы проверять не стали – какой смысл? Караульный зевал так, что едва не сворачивал челюсть.
– Пароль скажи, – вдруг произнес второй.
В воздухе снова зависло напряжение. Угроза стиснула колени капитана, зазвенела пружина, сжавшаяся до упора.
– Пароль? – удивился Андрей. – Ты что, любезный, охренел?
Караульные засмеялись. Им даже в голову не приходило, что они находились в шаге от смерти.
– Стас прикалывается, не пугайтесь, – сообщил первый. – Проходите, чего застыли!
Ополченцы двинулись дальше на одеревеневших ногах. Поскрипывали бревна наката. Дорофеев опять что-то напевал.