Жестокое перемирие
Шрифт:
Они уходили в спешке. В селе, только что покинутом ими, уже кричали люди, простучала автоматная очередь.
«Если укропы покопаются, то найдут то место, где мы вошли в лес», – подумал Андрей и приказал прибавить шаг.
Бесконечный лес уже начинал утомлять, но служил неплохой защитой. Иногда он уплотнялся, кругом громоздились завалы валежника, сухие ветви кустарника цеплялись за одежду. Крутые овраги пересекали дорогу.
Скорость передвижения никак не устраивала командира, но идти быстрее его люди просто не могли.
На привале ополченцы дружно уничтожили скудные запасы провианта. Потом Дорофеев мрачно пошутил про подкрадывающийся голодный год.
– Грибами будем питаться, – утешил его Костюк.
– Мужики, вы о чем? – не понял Липник. – К вечеру мы на месте, выполняем задачу и с утреца шагаем до хаты. Или в лучший из миров. Уж там-то продукты нам точно не понадобятся.
Похоже, группа сбилась с курса. Впереди заблестел просвет, стали различаться отдаленные голоса. По цепочке прошел сигнал тревоги. Ополченцы залегли, поползли к опушке. Поваленное дерево стало неплохим укрытием, за ним уместились все шестеро.
Их взорам предстала безрадостная картина. По курсу находился хутор, состоящий из нескольких дворов. С востока в него упиралась ухабистая проселочная дорога. Густой осинник в этом месте заметно расступался. С остальных направлений островок цивилизации окружали густые леса.
Строения стояли плотно – несколько внушительных бревенчатых хат, сараи, бани. Своеобразной телевышкой возвышался двухъярусный сеновал со спутниковой тарелкой на крыше. Строения окружали дощатые заборы. За ними громоздились яблоневые деревья, рослые кусты вишни.
В бревенчатой хате, крытой мутно-зеленой черепицей, происходила какая-то возня. По двору блуждали люди, хлопали двери. В гараже за воротами кто-то пытался завести машину. Транспортное средство, судя по чиханию и хрипам, было старше хутора. Двигатель никак не желал работать. Снова разразилась словесная перепалка. Заплакала женщина.
– Это хутор Лесок, – изучив карту, сообщил Андрей. – Мы отклонились на полверсты от курса, ничего страшного, поправим.
– На хуторе что-то происходит, – заметил Савельев. – Но силовиков там вроде бы нет.
– В этой стране уже полгода что-то происходит, – заметил Костюк. – У всех свои проблемы, не стоит вмешиваться.
– Ты прав, Алексей, – согласился Окуленко. – Отползаем, мужики, не будем светиться.
– Подожди-ка! – насторожился Липник. – У нас ведь не горит, нет?
Заскрипели, надсадно запричитали старые покосившиеся ворота. С хутора выходили люди. Двое мрачных мужчин в годах, одетые в штатское, несли маленький продолговатый деревянный ящик. Они держали его так, что ополченцы сразу поняли – это гроб. Следом за ними еще двое несли такой же гроб, но покрупнее. Даже из леса было видно, что они плачут.
За мужчинами брели женщины в юбках, черных платках и куртках, наброшенных на плечи.
Печальная процессия проследовала по дороге, повернула к лесу и побрела вдоль опушки. Видимо, там проходила тропа, ведущая на кладбище.
Ополченцы мрачно наблюдали за происходящим. Вскоре люди растворились за лесом.
– Детей хоронят, – со вздохом проговорил Липник. – Гробики маленькие. Конечно, это дети.
– Хуже не бывает, – проворчал Савельев. – Хоронить собственных детей. Всякое, конечно, случается в жизни, но чтобы такое!..
– У нас на районе тоже на днях двух мелких хоронили, – подал голос Голуб. – Близняшки, снаряд ударил под домом, их стеной завалило. Мать умом тронулась, когда увидела их трупики, у отца обширный сердечный приступ… – Он покосился на смертельно побледневшего Окуленко и замолчал.
– Может, узнаем, что произошло? – предложил Костюк. – Хутор вроде не обстреливали. Тут что-то другое произошло.
– Нет, мужики, – заявил Андрей и скрипнул зубами. – Нашими расспросами горю не поможешь, только напугаем добрых людей. Некогда нам. Обходим хутор и метемся вперед.
Ополченцы отползли в лес, исчезли за деревьями. Андрей сверился с компасом, ткнул пальцем в непроницаемую гущу кустарника. Мол, нам туда.
– Спасибо, командир, – тут же откликнулся Дорофеев. – Мы же не ищем легких путей, верно?
Хутор остался позади, но ветер все еще доносил с опушки надрывный плач. Ополченцы старались не вслушиваться, шли вперед, давя крапиву и закрываясь руками от колких ветвей. Вскоре плач затих, а впечатлительный Голуб продолжал жаловаться, что он до сих пор стоит у него в ушах и никуда не уходит. Может, таблетку какую принять?
Растянувшись в цепь, ополченцы спустились в балку, заросшую лещиной, вышли на разреженный участок леса и вдруг встали как вкопанные, вскинув автоматы. На поваленном дереве сидел пожилой невысокий мужчина в войлочной жилетке, державшийся за посох из обструганной жердины. Видимо, он шел по своим делам и присел отдохнуть.
Встреча с вооруженными людьми сомнительной наружности стала для него таким же сюрпризом, как и для них. Побледнела обвисшая серая кожа, похолодели глаза. Костлявые руки стиснули посох.
Старик был невзрачен, лысоват. Седая щетина торчала, как колючки у дикобраза. Но самообладания деду хватало. Он не стал делать лишних движений, продолжал сидеть как ни в чем не бывало.
Ополченцы осмотрелись – нет ли еще кого поблизости, не засада ли?
Все спокойно, старик путешествовал в одиночку. Они подошли, опустив автоматы. Опасности не было – во всяком случае, явной.
На губах старика плясала презрительная усмешка.
– Дед, ты что за гусь? – не очень-то вежливо осведомился Савельев. – Из местных, что ли?