Жестокое счастье
Шрифт:
Просторная комната, в которую он провел Бирюкова, походила на уголок геолого-минералогического музея. Чего только здесь не было! Оригинально устроенный из прозрачно-слюдянистых кирпичиков электрический камин, красные и оранжевые сердолики, крупные куски ярко-зеленого малахита, яшмы всевозможных тонов и узоров, отшлифованные до глянца пластинки белоснежного мрамора и красновато-черного гранита. Камни загромождали двухтумбовый письменный стол, за которым на стене висел увеличенный портрет бородатого хозяина
— Вы геолог? — обращаясь к Фарфорову, спросил Антон.
— Да, геолог. Вот мои документы… — Фарфоров вдруг занервничал, достал из ящика стола паспорт и удостоверение личности. — У меня безупречная репутация… Можете справиться в тресте…
— Разговор будет о вашей жене.
— Ирина совершила преступление?
— Трудно сказать…
Фарфоров указал на одно из кресел:
— Садитесь, пожалуйста, — и опустился в кресле напротив.
— Меня интересует прошлое Ирины, — усевшись, сказал Антон.
Широкий лоб Фарфорова бугристо наморщился.
— Стыдно признаться, но ее прошлого, можно сказать, я не знаю. Будем взаимно откровенны: что случилось с Ириной? Если не скажете правды, отвечу тем же…
Фарфоров смотрел на Бирюкова взглядом уставшего, мучительно переживающего человека. Создалось щекотливое для Антона положение: с одной стороны, чтобы установить с Фарфоровым контакт, надо было сейчас же сказать ему о смерти жены, с другой — откровенность могла оказаться преждевременной. Антон пошел на компромисс:
— Вадим Алексеевич, я скажу вам правду, но прежде прошу ответить на несколько моих вопросов. Согласны?
— Согласен, — чуть подумав, сказал Фарфоров.
— Когда вы узнали, что ваша жена уехала в райцентр?
— Несколько дней назад.
— Точнее?..
Фарфоров зажал в кулак бороду.
— Точнее… Последние три месяца я был в нарымской тайге. В Новосибирск прилетел неделю назад — Ирины уже дома не было, хотя я ее предупредил телеграммой.
— И она получила эту телеграмму?
— Да, получила. — Фарфоров на несколько секунд отлучился на кухню. Вернулся оттуда с телеграфным бланком. — Вот эта телеграмма валялась под кухонным столом. Можете прочесть.
«ИРИШКА БУДУ ЗАВТРА ЖДИ ЦЕЛУЮ ТВОЙ БОРОДАТЫЙ ПАПОЧКА»,
— прочитал Антон. Подняв на Фарфорова глаза, спросил:
— Ирина называла вас папочкой?
— Да… То ли дурачилась, то ли из стыдливости, что я намного старше ее.
— От кого узнали, что Ирина в райцентре?
— Позавчера отыскал Лелю Кудряшкину — Иринину подругу. Леля дала телефон какой-то Галины Тюменцевой из райцентра. В конце дня дозвонился до этой Галины. Она сказала, что моей жены у нее нет и никогда не было.
— И
— Не поверил, но в райцентр не поехал.
— Почему?
— Вначале хотел поехать, но передумал. Зачем больше двух часов томиться в электричке, если тебя не хотят видеть?.. — с обидой проговорил Фарфоров и побагровел. — Больше не отвечу ни на один вопрос, если не скажете, что случилось с Ириной.
— Ирина утонула, — тихо сказал Бирюков.
Морщинистый лоб Фарфорова стал быстро покрываться испариной, словно в квартире наступила жара. Какое-то время он недоумевающе смотрел на Антона…
— Что?.. Как?.. Нет! Вы шутите…
— К сожалению, это правда.
— Как же… Как же о такой жестокой правде вы можете столь спокойно говорить? — почти прошептал Фарфоров.
Бирюков встретился взглядом с немигающими глазами Фарфорова:
— Видите, Вадим Алексеевич… Сотрудникам уголовного розыска нередко приходится говорить людям жестокие слова, однако это вовсе не означает, что мы жестоки. Работа наша такая… Являемся к незнакомым без приглашений и, большей частью, с бедою, хотя сами этих бед не делаем.
— Да-да, я понимаю… — словно соглашаясь с неизбежностью внезапно свалившегося горя, сказал Фарфоров. — Где и как это произошло с Ириной?..
Бирюков уклонился от ответа:
— Сейчас в этом разбираемся. Думаю, вы нам поможете.
— Чем же я могу помочь? Три месяца меня не было дома. Как Ирина здесь жила, почему уехала в райцентр — для меня такая же неизвестность, как и для вас.
— Вы почти год жили с ней под одной крышей…
Фарфоров болезненно усмехнулся:
— Под одной крышей мы находились совсем мало. Я геолог-поисковик. Моя работа не позволяет сидеть в городе.
— Ирина не высказывала по этому поводу претензий.
— Напротив. По-моему, ее даже устраивали мои длительные командировки. Мне уже под сорок, Ирине позавчера исполнилось девятнадцать. Разница, как видите, существенная…
— Это сказывалось в ваших взаимоотношениях?
— Видите ли… — Фарфоров ладонями сдавил виски. — Я не успел Ирину понять. Она решительная… Волевая… Часто сумбурная, с душой нараспашку. Собственно, как женщина Ирина еще не состоялась, и я утешал себя надеждами на будущее…
— Ссорились часто?
— Что? — Фарфоров явно не расслышал вопроса.
— Если вам трудно сейчас говорить, Вадим Алексеевич, я могу подойти позднее, — сказал Бирюков.
— Нет, нет, спрашивайте, пожалуйста. — Фарфоров попытался взять себя в руки. — Мне хуже остаться одному…
— У вас с Ириной бывали ссоры?
— Никогда… Я взрослый человек и знал, на что иду, дав согласие на брак.
— Вы не оговорились, Вадим Алексеевич?.. Обычно согласие на брак дает женщина.
Фарфоров поморщился: