Жгучая тайная страсть. Личный театр Эдуарда Тополя
Шрифт:
Нет, я не могу сказать, что кроме этой отравы в моей жизни не было других удач.
В 1976-м году в Москве, над площадью Революции, вдоль фронтона гостиницы «Москва», висела гигантская афиша моего фильма «Несовершеннолетние» производства киностудии им. Горького, а буквально напротив, через площадь, на фронтоне вестибюля станции метро «Площадь Революции», висела не менее гигантская афиша моего фильма «Открытие» производства Свердловской киностудии.
Помню, я стоял посреди площади, смотрел то на одну афишу с аршинными буквами моей фамилии, то на другую и говорил себе словами Остапа Бендера: «Ну, что? Сбылась мечта идиота?»
А ровно через десять лет, летом 1986 года, на другом конце нашей
Иными словами, как сказал когда-то Максим Горький, «Я видел небо».
Но ни массовые издания моих книг в США, Англии, Франции, Германии, Японии и еще десятке стран, ни последующие экранизации этих романов в России, не смогли нейтрализовать в моей крови отраву живого зрительского смеха и зрительских слез в зале Вильнюсского театра.
Фильм, даже самый успешный, даже собравший 50 миллионов зрителей, отшумел на экранах неделю или месяц и – ушел на ТВ, а потом и, вообще, в никуда. А книга, даже международный бестселлер, отчуждается от автора еще быстрей – разлетается из книжных магазинов по домам читателей, ты не слышишь и не видишь, как ее читают.
И только автор успешной пьесы может в любой вечер прийти на свой спектакль, сесть в темном зале и, отходя от любой депрессии или творческого застоя, пить, пить, пить наркоту зрительского смеха и зрительских слез.
Больше того: если книга или фильм уже вышли, вы не можете догнать их и что-то исправить, переделать, улучшить. А вот на спектакль вы можете прийти в любой момент, хоть через годы после премьеры, и сказать режиссеру: «Этой ночью я придумал…»
Но самое главное – аутентичность. Как говорили мне великие кинодраматурги Валерий Фрид и Юлий Дунский, каждый фильм – это кладбище сценария. И я могу подтвердить это своим опытом – из двух десятков моих сценариев большинство похоронены с траурными табличками «Там, где длинная зима» (Мосфильм, 1967), «Море нашей надежды» (Одесская киностудия, 1971), «Любовь с первого взгляда» («Ленфильм», 1974), «Ошибки юности», («Ленфильм», 1978), «Ванечка» («Фонд Михаила Калатозова», 2007), «Монтана» («Стоп кадр, Парадиз продакшн», 2008), «У.е.» («Ангел продакшн», 2006), «Чужое лицо» ("БФГ-Медиа-Продакшн", 2011) – как видите, просто массовое захоронение. А все потому, что, отдавая сценарий в производство, автор, практически, теряет право и возможность реально участвовать в работе над фильмом и влиять на его качество. Как сказал мне режиссер одного из этих фильмов, «Прошу тебя, никогда не приходи на съемочную площадку». «Почему?» – изумился я. «Потому что на площадке гений должен быть один!».
Что ж, когда он показал мне этот «гениальный» фильм, я убрал с титров свою фамилию.
А в другом «шедевре» по имени «Монтана» заменил свою фамилию на псевдоним «Автор Возмущен».
С другой стороны, успех кинофильма это, как правило, успех режиссера и актеров, которые в эйфории удачи напрочь забывают имя автора сценария. Как-то в ресторане Дома кино я увидел именитого сценариста, горестно сидевшего за столиком наедине с 300-граммовым графинчиком водки. «В чем дело?» – поинтересовался я. Оказалось, фильм, снятый по его сценарию, настолько триумфален, что сам президент страны пригласил создателей картины к себе на дачу. «И все сейчас там, понимаешь? – сказал мой коллега. – А меня не позвали…»
И совсем другое дело – театр. Уж если театр ставит пьесу, никто не лезет
Да, театр это вам не кино!
Но что, если пьесу ждет провал?
Ты придешь в театр, сядешь в темном зале и увидишь, как через десять минут после начала спектакля зрители вдруг встают с кресел и, чертыхаясь, уходят в кассу требовать деньги за свой билет.
О, нет! Лучше я напишу пьесу для самого себя, сам посмеюсь удачной реплике персонажа или огорчусь его беде, а потом положу рукопись в стол и вернусь к недописанному роману. И никто не узнает о моей жгучей страсти театрального маньяка. Главное – не ходить в театры на хорошие спектакли, чтобы не сорваться снова в запойную работу в стол…
Впрочем, признание на то и при-знание, чтобы быть честным. Стало быть сознаюсь: какие-то попытки попасть в театр мои пьесы делали. Например, альманах «Современная драматургия» опубликовал три из них, но, как сказал мне Анатолий Смелянский, бывший завлит МХТ, а ныне профессор театрального факультета Гарвардского университета в США, никто этот журнал не читает.
Но жирный крест на моей театральной карьере поставил совсем другой эпизод. Несколько тел назад, написав пьесу о Бисмарке, я по дружбе показал ее своему знаменитому приятелю Александру Збруеву в надежде, что он сыграет в ней. Но Саша сказал, что сейчас у его шефа Марка Захарова, худрука «Ленкома», роман с другим автором – Сорокиным. А эту пьесу поставит Женовач, покажи ему, сказал Саша, у него литературный театр. «Но я ним не знаком. Ты можешь ему позвонить?». «Да никто не должен за тебя звонить! – возмутился Саша. – Ты знаменитый писатель! И пьеса замечательная. Смело сам звони!». Что ж, я так и сделал: нашел в Интернете сайт театра Женовача, в нем – телефон секретаря и набрал номер:
– Алло, добрый день. Это секретарь Сергея Васильевича?
– Слушаю…
– Вас беспокоит Эдуард Тополь. Как вас звать?
– Ольга.
– Я могу поговорить с Сергеем Васильевичем?
– По какому вопросу?
– Ну, по какому вопросу писатель может звонить режиссеру? Я написал пьесу и…
– Сергей Васильевич не работает с живыми писателями, – перебила Ольга. – Только с умершими классиками.
Я опешил:
– То есть, мне подождать, пока умру?
– Это на ваше усмотрение.
– Хорошо, Ольга, я позвоню вам с Того света.
После этого замечательного разговора у меня отпала охота не только предлагать театрам свою пьесу, но даже ходить в театры. Зато я до сих пор тешусь мстительным замыслом, как буду звонить этой Ольге с Того света. Просто жду – не дождусь такой оказии.
Или написать пьесу с такой завязкой? Представляете: занавес открывается, на сцену выходит секретарша, раскладывает на своем столе свежие газеты и включает радио. А по радио: «Вчера в Израиле скончался известный писатель, автор международных бестселлеров «Красная площадь», «Журналист для Брежнева»… Тут телефонный звонок перебивает радио, секретарша берет трубку: «Приемная Женовача…» И слышит голос: «Добрый день, Ольга. Это Эдуард Тополь. Как и обещал, звоню с Того света…». Секретарша падает в обморок.
Или не падает?
Или не я первый звоню ей с Того света?
Впрочем, и без этой пьесы за пятьдесят лет моей тайной страсти у меня в столе собралось столько пьес, что уже не помещаются в ящиках!
Поэтому, как заправский зазывала, объявляю вслух: приходите, театралы, я вас пьесой угощу! Вот мой домашний репертуарный само-театр. Здесь и драмы, и комедии, и мюзиклы. Во время карантина можете сами были и актерами, и зрителями.
Но читайте, пожалуйста, по одному произведению в день, не нужно читать все подряд. И выключите ваши мобильные телефоны.