Жиган и бывший мент
Шрифт:
— И еще там, оказывается, была женщина, — добавил он после некоторой паузы. — Она сама прыгнула… Вместе с ним.
Их никто не толкал. Это она его туда.., в этот расплавленный металл. Она его уговорила, словно мать ребенка. И — вместе с ним…
— А-а-а, — саркастически протянул Панфилов, у которого этот разговор вызывал почему-то лишь раздражение. — Это любовница Генриха Львовича.
Он посмотрел на Макеева с нескрываемой иронией и добавил:
— А на тебя, я вижу, эта маленькая документальная повесть произвела сильное впечатление… Вот уж не думал, что ты такой впечатлительный… Может быть, нам отказаться от своей затеи, пока не поздно? А то потом от впечатлений некуда деться будет!
— Пошел ты! — обиженно ответил Макеев, налил себе еще стакан водки и опять залпом его выпил, забыв о закуске и лишь занюхав своим кулаком.
Ему хотелось захмелеть и забыть сцену, которую он только что видел на экране телевизора. Но голова оставалась слишком ясной, а искаженное ужасом лицо Воловика со взглядом, устремленным на стоящую рядом с ним женщину с глазами испуганного младенца, не забывалось, вновь и вновь возникая перед глазами.
Он налил себе еще стакан, но пить не стал, а только уставился на него недоуменным взглядом, пытаясь понять, почему водка на него не действует.
…Лилечка Воловик примчалась из Парижа так скоро, что можно было подумать, будто Париж — это ближнее Подмосковье.
Она вцепилась в кассету мертвой хваткой и не хотела ни на секунду выпускать ее из рук Панфилов хотел ее отпустить, поскольку она ничего не могла говорить и думала только о том, как она будет сейчас разговаривать со своими юристами и сколько времени уйдет на оформление всех необходимых документов по наследству.
Константин был уверен, что Лилечка их не обманет и расплатится за сделанную для нее работу. Пусть только не сдержит слова — уж он найдет аргументы, чтобы заставить ее платить! Деликатничать с этой озверевшей от предвкушения огромных денег самкой он бы не стал. Уж он напомнил бы Лилечке, как хладнокровно она приказала отправить на тот свет своего пасынка!..
Но Макеев
Никто и никогда не сможет ответить, что повлияло на Лилию Николаевну Воловик-Симонову, то ли туманные намеки Макеева на методы, которыми была добыта пленка с записью, то ли содержание самой записи на этой пленке, но Лилечка выплатила половину обещанной Макееву с Панфиловым суммы намного раньше, чем вступила в права наследования всем, что оставил после себя Генрих Львович. Ровно через неделю она принесла им чек на один миллион долларов, радостно сообщив, что едва разнесся слух о том, что она все-таки получит зависшее было наследство, как ей повсюду открылся необычайно свободный кредит. Все, буквально все, были готовы теперь помочь ей деньгами, причем в любых размерах.
Вот и этот миллион долларов любезно предоставил ей один из самых старых и самых верных, как он ей сказал со слезами на глазах, друзей Генриха Львовича, Глеб Абрамович Белоцерковский — весьма и весьма приятный мужчина, очень энергичный и очень подвижный.
Макеев усмехнулся, услышав о дружбе Воловика с ГБ, но промолчал. Ей-то, в самом деле, что до того, какие отношения были на самом деле у ее покойного мужа с Глебом Абрамовичем?..
Посовещавшись, они решили, что нет никакого смысла дожидаться от Лилечки второго миллиона. Им и один-то девать некуда.
Теперь перед ними стояла довольно простая, но очень ответственная задача: экипироваться таким образом, чтобы обеспечить себе максимальную безопасность, а своим боевым усилиям — максимальную эффективность. От того, как они эту задачу решат, зависит, как долго смогут они заниматься тем, чем они решили заниматься, уничтожением тех, чья профессия — убийство, а жизненная норма — насилие и жестокость.
Они объявляли серьезную войну, и подготовиться к ней нужно было очень тщательно.
Потому что проиграть в ней было нельзя.