Жил-был кудесник
Шрифт:
Помимо воли я отвлёкся от наблюдения за зданием Центра и с любопытством разглядывал прохожих. Будучи чрезвычайно рассеянным, я обычно шёл по улице углублённый в свои мысли и не обращал ни на кого внимания. Сейчас же, сидя на скамейке в непривычной для себя роли наблюдателя, я не только разглядывал прохожих, но и невольно стал сравнивать их с теми, кто ходил по этим улицам десять-двадцать лет назад. Сравнение было отнюдь не в пользу сегодняшних. И дело даже не в одежде, хотя она тоже претерпела изменение не в лучшую сторону, не в её фасоне и покрое, а в отношении к ней: мятая, грязная, обтрёпанная. Дело было в самих людях, в выражении их лиц. Печать озабоченности днём сегодняшним и завтрашним безрадостным
Я попытался найти среди прохожих хоть одного без сумки или коляски и, странное дело, нашёл! Высокого рыжего парня с бородой и в нелепой хламиде до пят. В отличие от всех он шёл не спеша, с любопытством оглядываясь по сторонам. Копна рыжих волос горела на солнце пожаром осенней листвы, создавая своеобразный ореол. Я улыбнулся своим мыслям и покачал головой. Парень был похож на моего персонажа - Жилбыла Летописца. Вполне возможно, что я и раньше встречал его на улице, но, по рассеянности, не замечал, хотя, естественно, что в подсознании его образ запечатлелся. И потом уже этот образ я извлёк на свет божий, будто мною лично придуманный, и сделал его своим персонажем. Так сказать, на основе ассоциативных подкорковых связей... В жизни же этот парень в хламиде, вероятно, был последователем какой-либо буддистской секты - чего-чего, а их сейчас, в духовной пустоте, развелось неимоверное количество.
Тщедушный старичок с коляской чуть было не столкнулся с ним, съехал с тротуара на бетонную дорожку, ведущую к зданию Центра, и выматерился. Я хмыкнул, да так и застыл с кривой усмешкой на лице. Коляска по самые колёса провалилась в бетон. Старичок засуетился вокруг неё, с трудом вытащил на тротуар, и я увидел, что колёса сплошь покрыты грязью. Нет, явно что-то не то творилось с этим странным Центром по делам беженцев. Ведь и я вчера ночью бродил вокруг "недостроя" чуть ли не по уши в грязи. Похоже, не напрасно никто не обращал внимания на новое здание. Видел его, вероятно, один лишь я.
Странно, но фантасмагоричность ситуации почти никак не отразилась на моей психике. Не стал я ни протирать глаза, ни щипать себя. После ночного происшествия, когда "недострой" в одно мгновение превратился в добротное современное здание, моё сознание было готово к чему-либо подобному. Лишь сердце неприятно заныло от понимания, что это правда. Как-то мы с К., пишущим интеллектуальные новеллы, поспорили о боге. Поскольку он - человек верующий, а я - прагматичный атеист, и оба мы ко всему прочему интеллигенты, спора, как такового, не получилось. Ибо доказать, есть ли бог, или его нет, не орудуя при этом кулаками, невозможно. Получился долгий содержательный разговор, точку в котором поставил К. "Вот когда ты умрёшь, - сказал он, - тогда поймёшь, что бог всё-таки есть". И если действительно будет так, то сердце моё также болезненно сожмётся. Конечно при условии, что в "загробном мире" сердце у меня будет...
Я встал. Следуя элементарной логике: если здание настолько ирреально, что существует лишь для избранных с карточкой Центра в кармане, - моё сидение на лавочке в качестве "частного детектива" было глупым. Вычислить меня могли в любой момент - уж это мне, зубы съевшему на научной фантастике, было ясно, как дважды два. Впрочем, что пассивное наблюдение, что активная разведка в таком случае равнозначны. Поэтому я предпочёл последнее и неторопливо пошёл вокруг здания Центра, стараясь всё-таки не переступать черту из реальности в ирреальность. Не успел я сделать и нескольких шагов, как из-за угла здания вынырнула чёрная "тойота", мягко прокатила по бетонной дорожке и вырулила на улицу. Проходя границу в реальный мир, она превратилась в замызганный отечественный пикапчик, каким, вероятно, его и видели прохожие с самого начала - едущим по грязи от заброшенной стройки.
Я
Дверь открылась, и из неё вышла стройная женщина в строгом деловом костюме явно от парижского кутюрье. Как и каждый нормальный мужчина я с трудом отличаю блузку от блейзера, но вот качество одежды улавливаю мгновенно. Женщина спустилась на бетонную дорожку и, уверенно цокая каблучками, направилась к тротуару. Странно, что в таком костюме она не воспользовалась иномаркой.
Заинтригованный, я повернул назад и пошёл за женщиной, по периметру огибая сквер. Близко знакомиться с ней я не хотел - хватит с меня вчерашнего "близкого" контакта с персоналом Центра, да и не с моим свиным рылом, тем более в стареньких куртке и джинсах, знакомиться на улице с такой расфуфыренной дамой, - но вот проследить, что она собирается делать в городе, не мешало.
Вышли мы на тротуар практически одновременно. Она - с бетонной дорожки, а я - с параллельного переулка. С одеждой женщины ничего не произошло, и это меня немного удивило. А вот прохожих, что расфуфыренная дама месит грязь модельными туфельками от стройки, - нисколько. Может, они её просто не видели? Женщина на мгновение замешкалась, и я, надеясь, что она пойдёт по улице к центру города, зашагал в её сторону. Но она неожиданно повернулась и пошла мне навстречу. Старательно кося глаза в сторону, я неторопливо шёл, и лишь когда между нами осталось шагов пять, посмотрел ей в лицо.
Сердце ёкнуло, и мой рот непроизвольно растянулся до ушей. И она ответила мне не менее открытой улыбкой.
– Фу-х!
– облегчённо выдавил я.
– Здравствуй, Татьяна...
Татьяна неожиданно споткнулась на ровном месте, чуть не сломав каблук, и, удерживая равновесие, нелепо взмахнула руками. Улыбка исчезла с лица, она недоумённо оглянулась.
– П-простите, вы - мне?!
– с непонятным испугом спросила она.
Я застыл. Недоумение и испуг были неподдельными.
– Тат...
– попытался выдавить я, но, наткнувшись на её холодный пристальный взгляд, осёкся. У женщины были лицо Татьяны, её фигура, наконец, её глаза! Но никогда глаза Татьяны не имели такого выражения!
Не успел я прийти в себя, чтобы хоть что-то сказать, как к обочине, прошуршав шинами по асфальту, подкатила давешняя "тойота". Та самая, которая минут пять назад трансформировалась в отечественный пикапчик.
– Извините, но вы ошиблись, - холодно сказала женщина и села в машину. И "тойота" тут же отъехала, унося от меня Татьяну - в этом я был уверен абсолютно!
– но почему-то такую вот, не узнающую меня, не признающую, не желающую признавать!.. И говорящую почему-то с тем же твёрдым столичным акцентом, что и медсестра вчера ночью...
Не помню, сколько я там простоял, потерянно глядя вслед уехавшей "тойоте". Всё. Вот теперь мы простились навсегда. Так непонятно, а потому глупо, но окончательно и бесповоротно.
"Вот ты и выяснил, что хотел, - вяло подумал я.
– И опять потерял смысл жизни..."
Даже не оглянувшись на здание Центра по делам беженцев, я поплёлся домой.
Я вошёл в квартиру и услышал, как на кухне кто-то размешивал чай в чашке. Ложка звякала по фаянсу, и этот простой, будничный звук был для меня сродни грому среди ясного неба. Я застыл у порога и боялся пошевелиться. Один раз я уже обманулся в этой квартире в своих ожиданиях. Двадцать пять лет тому назад.