Жил-был Пышта
Шрифт:
Пышта не вдруг сообразил, что ночует не в автобусе, а в амбаре, на сеновале. За стеной, в поле, работает трактор. Это свет его фар пролез сквозь крохотное оконце. Рокот мотора надвигался всё ближе и вдруг заглох, и луч сгинул. Стало темно. Тогда Пышта почувствовал — резко тянет снизу предутренним холодом, и услышал на воле голоса.
Ага! Все уже встали, а он тут один.
Пышта полез ногами вперёд, в темноте не рассчитал край и, цепляясь, выхватывая клоки сена, скатился вниз без всякой лестницы.
Потирая ушибленный локоть и колено, кряхтя, вышел на волю. Оказывается, было
— Мы вон сколько выбрали картофеля! А вы что не вывозите? Ждёте, чтоб морозом прихватило? Чтоб наш труд зря пропал? На то вы и председатель колхоза, чтоб обеспечить машины…
Председатель колхоза загораживался от острых лучиков карманных фонарей.
— Не ваша забота. Вы своё дело делайте! — отвечал он.
— Нет, наша! — услышал Пышта звонкий Майкин голос. — Всё наша забота. А картофель — дело государственной важности!
— Студенты не для того учёбу оставили, чтоб вы потом картошку поморозили! — крикнула Светлана.
— Верно, — сказал Фёдор.
— А чья машина? Ваша? — повернулся к нему председатель колхоза.
— Наша, — сказали Непроходимимы.
— Наша! — сказал Пышта.
— Ну так вот, ребята, — сказал председатель колхоза, — взяли бы да помогли. Давайте возите на овощную базу. — Председатель прошёлся возле автобуса, осветил фонарём его бока, постучал сапогом по резиновым покрышкам. — Не большая она у вас барыня, эта машина. Может и картофель повозить. А что сиденья внутри, так отвинтил шурупы и снял. Это будет помощь!
Ка-ак? Их нарядный автобус будет возить картошку?
— Он голубой! Нельзя! — крикнул Пышта.
Все повернули к нему свои фонарики, и в скрещения слепящих лучей, как самолёт, пойманный прожекторами, засиял Пышта — нечёсаный, с отпечатанной на примятой щеке травинкой и соломинкой в волосах.
— Он голубой! — повторил Пышта, жмурясь от света. — В нём нельзя грязь возить. И нам в Заозерье надо!
— А картошку ты ешь? — опросил председатель колхоза.
— Ем!
— Так вот, запомни: земля — не грязь, она твоя кормилица. А картошка — она тот же хлеб! — и обернулся к Непроходимимам. — Выручайте, ребята, — попросил он. — Транспорта не хватает. Трёхтонку погнал за кирпичом. Так? Другая хлеб возят. Так? Картофель тоже возим, капусту, свёклу… Так? — После каждого «так» он загибал палец на руке. — А по радио передавали — прогноз на мороз! Так? А чем Кожемятки хуже Заозерья? На одного хозяина работаем, на народ. Помогайте, а?
И вдруг вся картофельная бригада целиком дружно перешла на сторону председателя:
— Надо же помочь колхозу!.. Нельзя же так уехать!..
Майка взглянула на Фёдора. А Фёдор молча крутил ключ на ремешке.
А небо светлело.
А Пышта топтался-топтался, и вдруг что-то звонко хрустнуло под его ногой. Переломилась белая ледяная игла, стянувшая землю.
— Морозит! — сказал председатель колхоза. — Есть у вас комсомольская совесть, ребята?
Фёдор сунул ключик в карман, а из кармана вынул отвёртку и полез в автобус. И Непроходимимы стали выносить из машины
Глава 13. Здравствуй, милая картошка!
Четвероногий железный зверь приткнулся поближе к человеческому жилью и спит. И кажется, дышит: теплом тянет от неостывшего мотора. Пышта обошёл его со всех сторон. Ему понравились измазанные глиной высокие колёса в нарезных, узорных покрышках. Морда у трактора собачья, вытянутая. Два сонных глаза — незажжённые фары — по-доброму глянули на Пышту, а в сетчатых ноздрях радиатора ласково посвистел ветер: «Пшт-ю, пшт-ю…»
Когда же к трактору Пышта подошёл сзади, он понял, что ему здорово повезло. Самая лучшая конструкция!
Трактор спал, преспокойно задрав вверх, в воздух, тяжеленный плуг — шесть стальных ножей — так легко, как пёс поднял бы вверх свой собственный хвост.
Потому что это не какой-то старинный трактор, который всегда волочит за собой плуг, а новейшая машина с навесными орудиями. Когда такой трактор допахал поле до края и поворачивает, чтоб прокладывать следующую борозду, он не тащит за собой кругом свои прицепы — плуги и бороны, вспарывая дорогу, а, подняв их, легко повёртывается на месте. Вот с какой славной машиной повстречался Пышта! Они с дедом про неё в газете читали!
Пышта смело поднял ногу на железную приступку и подпрыгнул, пытаясь ухватиться за ручку двери.
Подошёл небритый человек в рабочем ватнике, кепка — козырьком назад.
— Куда собрался? — угрюмо спросил он.
— Пышто мне нужно посмотреть, — сказал Пышта.
Человек в ватнике влез в кабину.
— Вы разве уезжаете? — спросил огорчённый Пышта.
— А чего мне тут зря болтаться? Картошку выкопал, пусть выбирают. У меня задание — зябь подымать. Ясно?
— Ясно. А зачем её поднимать? — спросил Пышта.
— Чтоб зябла! — был ответ. — Ясно?
— Ясно, — сказал Пышта. — Только от этого кашель бывает.
Угрюмый тракторист повернулся к Пыште:
— Зябь, что ли, кашлять будет? Ты, парень, всерьёз? Или шутишь?
— Я всерьёз, — сказал Пышта. — Пышто, когда зазябнешь…
Небритые щёки двинула улыбка.
— Чудак! Спросил бы: «Дяденька, а что такое зябь?» Я б тебе сказал: земля, что вспахана с осени и оставлена под зиму, под снегом зябнуть до весеннего сева. Она и зовётся «зябь». Ясно?
Тракторист включил мотор. Трактор затряс железными боками.
— Дяденька-а! — пронзительно закричал Пышта. — Я прокачусь, а?
— Залазь. До леса довезу, обратно побежишь!
Пышта вскарабкался в кабину. А трактор, грохоча, пошёл по дороге, подрагивая в колеях.
Где-то за серыми тучами невидимо взошло солнце. По сторонам дороги Пышта теперь видел выкопанные картофелины, они ждали уборки. Впереди стоял лес. Он был рыж, и бур, и жёлт, и красен, словно охвачен неподвижным пожаром. Гроздья рябины, как раскалённые угольки, жарко алели.