Жила-была девочка, и звали ее Алёшка

Танич Таня

Страшнее всего были ночи, которые я разучилась проводить в одиночестве, в постели, которая уже стала нашей. Моя подушка хранила его запах, стены комнаты еще помнили нас обоих — и я не могла уснуть одна, зная, что он находится здесь, рядом, на расстоянии узкого коридорчика, через который мы так часто бегали друг к другу в комнаты, стараясь не шуметь и не разбудить взрослых.

Поэтому я, ни секунды не задумываясь, решила остаться и отдохнуть в своем первом доме, так долго, как это было возможно. Страна шумно праздновала майские праздники, и оставшееся до школы время я хотела провести наедине со своими воспоминаниями, готовясь принять те ужасные перемены, к которым сама так бездумно стремилась.

К

вечеру третьего дня воспоминания стали совсем уж реальными — сидя с записной книжкой под любимым раскидистым дубом, я увидела Марка. В первые несколько секунд я даже решила, что не в меру разыгравшееся воображение играет со мной злую шутку. Растерянно захлопав ресницами, я попыталась отогнать от себя призрак, но он не спешил исчезать — поэтому я решила, что это действительно Марк, и он настоящий.

Вслед за осознанием происходящего пришел страх — мне показалось, что сейчас он подойдет и ударит меня, растопчет, сотрет с лица Земли. Ведь Марк никогда не менял своих решений, этого ни разу не случилось за все десять лет нашего знакомства. Так что же подтолкнуло его к такому шагу: передумать, перестать игнорировать меня, если не собственная слабость? Я была его чувствительной точкой, его ахиллесовой пятой, а проявления слабости Марк презирал.

Меня, как причину подобного срыва, он, по идее, должен был возненавидеть.

Я ошибалась. Он подошел и молча сел со мной рядом. Я боялась даже дышать.

— Возвращайся домой. Я не могу там жить без тебя, — просто сказал он, и я послушно кивнула. — Хорошее место, — добавил Марк спустя еще несколько минут моего потрясенного молчания. — Помнишь, мы тут в детстве секрет закопали?

Я снова кивнула, чувствуя, что по-прежнему не могу произнести ни слова. Конечно же, я помнила все. И мне так хотелось нырнуть обратно в прошлое, вернуться на несколько лет назад, попасть в солнечный и волшебный мир нашего детства, от которого сейчас остались одни звенящие грустью воспоминания.

Дрожащими пальцами я дотянулась до руки Марка, и едва почувствовала его ладонь, как пронзительный восторг и осознание абсолютной целостности опять нахлынули на меня, вызывая желание приклеиться к нему навсегда, каждым миллиметром кожи. Марк ощущая то же самое, резко привлек меня к себе и я заплакала от невозможности забыться, застыть, как в янтаре, в этом зыбком и ускользающем моменте нашего счастья.

Несколько часов мы просто просидели там, обнявшись и вспоминая прошлое. Мы нашли наш старый детский секретик (фантик под стеклом) и я долго сидела, молча разглядывая его. Слез уже не было. Осталось только тихое, щемящее чувство печальной безысходности.

Спустя еще несколько часов я уехала с Марком из приюта, навсегда закрыв за собой дверь в наш детский, сказочный и неповторимый мир. Мне больше некогда было предаваться воспоминаниям. Все свои силы я хотела посвятить только настоящему. Тем более, ответ на вопрос "Неужели нам предстоит расстаться всего через несколько месяцев?" был уже известен нам обоим, но в очевидное не хотел верить никто из нас.

Но Марк не был бы собой, если бы так легко сдался, приняв мой выбор. Решения своего он не изменил, просто тактику выбрал другую. Теперь он хотел сделать так, чтобы я сама передумала ехать в Киев. Он еще больше старался привязать меня к себе, приклеить, приковать. Сделать так, чтобы сама мысль о разрыве причиняла мне боль, не говоря уже о более решительных шагах.

Теперь он постоянно говорил мне о своих чувствах — говорил откровенно, страстно, не жалея красок. Говорил, что я нужна ему вся, от макушки и до пяток, и только он знает и понимает меня полностью, часто даже без слов. Что я необходима ему как воздух, да и он мне тоже. Что вместе мы — сила, а по отдельности — две разбитые недоличности.

Что каждый мой шаг, каждый поступок заставляет его улыбаться и забывать обо всем. Когда я радуюсь и смеюсь, он любит меня. Когда кричу и раздражаюсь, швыряю бумагу и карандаши, любит еще больше, потому что это всё я. И мне не надо ни о чем думать, ни о чем переживать, надо просто быть. Быть рядом с ним. А он сделает все для нас, для меня. Если нужно — пронесет на ладонях через всю жизнь, ограждая от неприятностей и воплощая все мои мечты.

Многие девушки умерли бы за подобные слова от такого необыкновенного, сильного, умного, красивого парня. Но мое сердце плакало кровью над его признаниями, и решения ехать на учебу в столицу я не изменила. Со стороны такое тихое упрямство могло показаться как минимум странным, но для себя я давно уяснила причину.

Я была не вправе пренебрегать шансом, который подарила мне судьба, ведь я постучалась в дверь — и мне открыли. Теперь я просто обязана была войти. В случае неудачи в программе я не стала бы упорствовать, и спокойно отказавшись от любых своих желаний, полностью растворилась бы в Марке, окончательно и бесповоротно. Но жизнь распорядилась по-другому, указав мне на дорогу вдали от дома, и я боялась ослушаться и пренебречь этим знаком. Боялась навлечь этим легкомысленным отказом беду не только на себя, а прежде всего на нас, на него. Потому что чрезмерная щедрость Фортуны всегда имеет обратную сторону. Богиня удачи обидчива — когда пренебрегают ее дарами, она начинает мстить. И месть ее зачастую превосходит первоначальную доброту.

Поэтому меня восхищала и одновременно ужасала безумная и слепая настойчивость Марка, с которой он пытался грести против течения, не отпуская меня на выбранную дорогу, препятствуя тому, что обязательно должно было случиться.

Я понимала, что покинув дом Казариных, бесповоротно закрою важнейший и прекраснейший этап в собственной жизни, выйду в совершенно иную реальность. Сознательно не стремясь к такому варианту развития событий, я, тем не менее, сделала главный выбор, просто ввязавшись в авантюру с программой.

Теперь мне предстояло нести ответственность за действия свои.

На фоне всех этих переживаний самые важные для каждого подростка события — окончание школы и выпускной бал — оставили в моей памяти довольно блеклые воспоминания. Была торжественная линейка и последний звонок, на котором я не могла думать ни о чем, кроме того, как неумолимо тикают стрелки, отсчитывающие время, оставшееся нам с Марком под одной крышей. Были экзамены, которые мы сдали легко и без особых переживаний, волнуясь о другом: как скоро нам предстоит засыпать и просыпаться не вместе. Был выпускной, на котором прослезились все — и школьники, и учителя, произносились красивые речи о новой жизни, но мы не слушали никого. После непременных торжеств и вручения аттестатов, дождавшись момента, когда веселье вошло в неконтролируемое русло, мы сбежали из актового зала. Марк стянул в дежурке ключи от кабинета, в котором мы учились до четвертого класса, и остаток ночи мы просидели за нашей первой партой, вспоминая то самое первое сентября и маленькую черно-желтую конфету, с которой началось наше знакомство.

А потом пришла пора вступительных экзаменов — и я отправилась с Марком в Одессу, чтобы быть рядом в эти важные и тяжелые для него дни. Мои дела в университете были давно улажены: вместе с Виктором Игоревичем я еще в конце весны съездила в столицу и подписала все необходимые документы. Марк тогда категорически отказался составить нам компанию и полюбоваться на красоты Киева. Я начинала подозревать, что он ненавидит этот древний город на берегах Днепра, ненавидит как соперника, люто и яростно — со всеми его золотыми куполами, зелеными холмами и цветущими каштанами.