Жила-была девочка: Повесть о детстве прошедшем в СССР
Шрифт:
– Куда ты направилась? – Чернов хватает меня за руку выше локтя, – а ну зайди в класс.
Его поведение немного отличается от обычного, но так на танец, точно не приглашают.
– Отстань, – говорю я привычным школьным тоном, и тут же ругаю себя за это, потому что сама превращаю ожидаемую романтику в обычные будни. Чернов понимает, что кроме серых теней на глазах во мне ничего не поменялось, и радуется. Видимо, ему скучно на дискотеке и хочется поиграться.
– Что? – шутливо угрожающим тоном говорит он, и тянет меня в открытые двери кабинета. Я для вида упираюсь.
– Чернов! Дурак! Пусти! – я слышу свои слова и злюсь на себя: ну почему я не умею вести себя, как Королёва. Зачем я
Он буквально вдёргивает меня в класс, и отпускает мою руку. Я бегу к окну. Серёжка медленным тараном идёт на меня, предполагается, что я должна убегать. Интересно, что бы он сделал, если бы я осталась стоять на месте. Скорее всего, растерялся бы и ушёл. Я не могу этого допустить – мне приятно находится с ним вдвоём в полутёмном кабинете, поэтому я продолжаю эту детскую игру в «дёрганье за косички».
– Я направляюсь к двери, ведущий в следующий проходной кабинет, чтобы увести Серёжку как можно дальше от людей. Не знаю, зачем мне это, но знаю, что это надо сделать так, чтобы он ни о чём не догадался. Он ни за что не должен понять, что нравится мне.
– Там Анна Николаевна, – угрожающим, и одновременно весёлым шёпотом, говорю я, как бы предупреждая, что сейчас математичка отругает Чернова, за то, что он обижает девочек и наконец-то освободит меня из плена. На самом же деле, я знаю, что Анны Николаевны вообще нет сейчас в школе, и Чернов об этом тоже знает. Поэтому, смеясь, он вталкивает меня в следующую дверь, и, обращаясь к пустому учительскому столу, говорит:
– Здравствуйте, Анна Николаевна.
Я смеюсь, как дурочка. От радости такой близости с любимым и от удачной шутки. Хотя, его шутки всегда удачные. Или это просто мне так кажется?
Чернов приближается ко мне, я вжимаюсь в шкаф, в предвкушении какого-то контакта.
– Чё ты хочешь? – произносит он, потряхивая головой и смотря в упор смеющимися глазами.
Конечно, он не поцелует. Он просто схватит за рукав, или легонько пнёт в плечо, но он дотронется до меня в темноте, в пустом кабинете, наедине. Как это классно!
– Чернов, ты даже сегодня её мучаешь? – недовольная Неманихина с зеркальцем и расчёской нажимает на выключатель. Яркий свет бьёт в глаза, а противный голос одноклассницы – в уши, нарушая всю романтику.
– А ты чё хочешь? – поворачивается Чернов к Неманихиной и наступает на неё. Маринка визжит, из недовольной сразу превращаясь в счастливую.
– Убегай! – кричит она мне. Благодетельница нашлась! Зачем она припёрлась сюда? Всё так хорошо шло. Мне досадно до слёз. Но я не должна показывать обиды, ни ей, ни Чернову. Я быстро выхожу из класса, делая вид, что только об этом и мечтала. В коридоре идёт конкурс заданий, написанных на кленовых листочках. Снова участвуют одни девчонки. Я не хочу позориться и пробегаю на крыльцо. Там в полной темноте курит Витёк Чуев с Королёвским Юркой. Все остальные пацаны стоят на шухере, дёргаясь на каждый хлопок двери. Я не вижу среди курящих своих одноклассников, и потихоньку радуюсь этому. Я ненавижу Чуева, и не хочу, чтобы мальчишки, с которыми я училась много лет, становились такими, как он.
От школьной калитки отделились несколько тёмных фигурок и движутся по направлению к крыльцу. Я узнаю Маринкину Аньку и двух её подруг: Ольгу и Наташку. Они учатся в городе, в институтах и в училищах, а на выходные приезжают в деревню. Сегодня пятница. Значит, они пришли с вечернего автобуса прямо в школу – на наш праздник. Мне кажется, что восемнадцатилетним не место на школьном балу. Девушки кажутся мне старыми и неинтересными. Анька вообще весной собралась замуж, а у Ольги во рту уже два золотых зуба.
– Привет, молодёжь, – визгливо здоровается Наташка на деревенский манер, – Витёк угости-ка сигареткой.
Мне
– Здравствуйте дети.
А мы смеялись, потому что тогда, в её четырнадцать, Ольга была маленькая, худенькая и подвижная, как мы. Я хорошо помню её попу в спортивных шортах, которой она вертела под песню «Вернисаж». Сейчас от прежней Ольги остались только лисьи глаза и кривая ухмылочка: фигура её стала похожа на грушу, и в коротеньких шортах она сейчас выглядела бы смешно.
Я кошусь на Наташкину сигарету и наблюдаю за реакцией пацанов. Ведь это их фраза, что лучше облизать пепельницу, чем поцеловать курящую девушку. Но никто Наташку не осуждает, а Витёк Чуев весь подтянулся и разговаривает с ней вполне человеческим тоном, без единого мата и издёвок. Я со своей кошачьей раскраской чувствую себя лишней и ненужной. И если, я могу сомневаться в том, что я уступаю в красоте Королёвой и Гараниной, то в том, что я лучше этих старух – я уверена. Как понять мальчишек? Как? Скорее всего, они не смотрят в мою сторону, потому что я не доступна. Я не курю, не вешаюсь на шею, не строю глазки. Я гордая, красивая девчонка. Я в сто раз лучше Королёвой. Просто парни меня боятся. И Серёжка боится признаться в своих чувствах. Может быть, он хотел сделать это сегодня, когда загнал меня в класс. Зачем туда вошла Неманихина? Ну, ничего, я всё исправлю…
Я захожу в тёмный зал-коридор. Меня охватывает теплый, немного спёртый, воздух и какая-то волнующая темнота. Снова медленный танец. На этот раз пар в кругу намного больше. Я протискиваюсь между танцующими, ощущая странное волнение, идущее от их безмолвных, неторопливо качающихся в полумраке, тел. Я ищу глазами Серёжку. Кажется, сейчас я бы смогла пригласить его сама. Я знаю, что красива. Я не могу, не нравится ему. Вот он… Танцует… С кем? С кем-то из учителей? Как низко лежат его руки на крупной фигуре напарницы. Нет. Так не танцуют с учителями… И так не смотрят на обычных напарниц в танце… Это Ольга. Девятнадцатилетняя толстая Ольга. Её серое пальто, её старомодная причёска. Очень странно. Меня, красивую и юную он шутливо шлёпает по плечам, а старую Ольгу – обнимает за талию и так серьёзно смотрит ей в глаза. Конечно, Серёжка всегда тянулся к более взрослым. Он сам старше меня как раз на год. У него и друзья все – старшеклассники. И сейчас он просто танцует с ней, как со старшей сестрой. Как с учительницей. А что? Я же не ревновала Серёжку к Ирочке, когда та, не скрывая, говорила, что «Чернов – её любимчик». Ольга вполне могла бы быть нашей учительницей. Олечкой. Ольгой Ивановной. Ольгой Ивановной Бондаренко. Олечка Бондариха… О. Б.
«Эта музыка, музыка, музыка…»
Мама отдала мне свой магнитофон и кассету с песнями Патрисии Каас. Эта певица мне не нравится. Я записываю себе музыку сама, подставляя магнитофон микрофоном к радио. Так я записала «Младшего лейтенанта» и «Инопланетянку». Больше ничего не поймала. По радио обычно поздравляют пенсионеров и просят поставить для них какое-нибудь старьё. Иногда крутят хорошие песни, но я не успеваю записать их сначала, а с середины – неинтересно. Королёва засмеёт. Ей от Аньки достался магнитофон и аж семь кассет. Теперь, когда мы сидим у Маринки дома, мы не играем в морской бой, не рассматриваем журналы и фотографии Анькиных женихов – мы слушаем музыку.