Жила-была девочка: Повесть о детстве прошедшем в СССР
Шрифт:
«Дева-дева-дева-девАчка моя», – поёт красивый мужской голос.
– Это Сергей Крылов, – просвещает меня Королёва, – я видела его по телеку: такой толстяк.
Я не хочу думать, что у обладателя такого сказочного голоса есть недостатки.
Кроме Крылова, мы часто слушаем Сергея Чумакова, группу На-На и Фристайл. Ещё у Маринки есть кассета с пошловатыми песенками. Никому не известный певец, с необычной фамилией Осмолов поёт про попу Поп-звезды и про «кассеты с фильмами про это». Когда в комнату входит баба Зина, Маринка делает звук тише.
– Да она всё равно ничего не поймёт, – говорю я, потому, что уже уяснила: бабушки с дедушками не знают, что значит выражение «про это», не понимают, кто такие поп-звёзды, и без задней мысли говорят: трахнул по голове, и кончил
Сегодня Маринка придёт со своим магнитофоном, чтобы записать мне своих песен. Я кручу кассету на карандаше, потому что у меня сломалась «перемотка назад».
– Ба, мы будем записывать музыку, так что, ходите по хате тихо. И Няньку предупреди, а то зайдёт и подпевать начнёт, как обычно, – говорю я, оборудуя рабочее место для записи, – Дедушка, у нас есть удлинитель?
Я знаю, что существуют двухкассетные магнитофоны: просто вставляешь две кассеты и переписываешь с одной на другую, и не нужно молчать, чтобы в микрофон не прокрались лишние звуки, но мне такой техники не видать. Взрослые не понимают, насколько в жизни важна музыка.
Маринка приносит технику и пакет семечек. Я нажимаю две кнопки на своей «электронике», Королёва одновременно со мной жмёт одну на своём «протоне».
«Ну что красивая, поехали кататься», – кричат мальчики из группы На-На, а мы на диване щёлкаем семечки, чтобы чем-то занять себя во время процедуры записывания. В сенях дедушка грохочет вёдрами. С лежанки спрыгнула кошка. Все эти, ранее незаметные, звуки раздражают и смешат одновременно. Мы давимся беззвучным смехом, надеясь, что микрофон не зафиксирует наши всхлипывания и вспрыскивания. Я смотрю на часы, чтобы понять, сколько ещё нам мучиться и не могу удержаться от гогота – доля секунды и будет, ровно семь. Я не успею ничего исправить.
«Биммм-боммм, – раздаётся на всю хату, – бимммм-бомммм». Мы с Маринкой валяемся по полу и корчимся от раздирающего хохота.
– Здравствуйте вам, – в хату заходит Нянька, – а я пришла кино глядеть.
Бедный Вадим Казаченко, его песня «Золушка» с тех пор стала нашей любимой. Этот шедевр, на фоне щёлканья семечек, смеха, боя часов и вступительной песни сериала, со словами: «Мариииия, вафлёр». Этот «Вафлёр» и так всех смешит. Я не знаю, что значит это слово, но его родственная связь со всякими «кончить» и «трахнуть» – очевидна.
Ссора
На Новый год мне надо попасть в клуб. Я смогу добиться внимания Серёжки, только если перестану быть «забитой». Все мои одноклассники уже давно гуляют по ночам, ходят на дискотеку и целуются, а мы с Королёвой сидим тут на отшибе в своём Малояблоново и уроки учим. Позор! Маринка хоть красивая. Ей простительно, а я, если ничего не изменится, рискую стать изгоем, как Муртазаева. Я – наивная девочка, думала, что этим летом мои сверстники, как и раньше, играли в классики и гоняли на великах. А они в это время ходили на улицу по вечерам. Чернов, оказывается, всё лето приезжал на отцовом мотоцикле к нам в село, и проводил вечера с Ольгой, пока я дома смотрела «Санта-Барбару». Теперь я поняла – он уже совсем взрослый: он по ночам ходит на улицу, встречается с девчонками, ездит на настоящем мотоцикле. В прошлом году я этого не замечала. Против него, я малолетка. Зачем я ему такая? На уроках побеситься для забавы? Кому же я буду нужна? Кто воспримет меня всерьёз, если я в свои почти четырнадцать, всё ещё слушаюсь дедушку и ложусь спать ровно в десять? Сегодня мы ходили вверх к Швецовой. Рядом с ней живёт Виталик из девятого. Я всегда его побаивалась, а сегодня мы так легко поболтали. Королёва расспрашивала у него про Юрку, а я про всякие запретные вещи. Когда темнеет, обстановка больше располагает к общению. Может быть потому, что в темноте не видно глаз, а может ночь просто романтичнее дня. Виталик сказал, что спит с девчонками с двенадцати лет. Может, хвастается, как все мальчишки, а может быть и правда. Он такой красавчик, и такой взрослый. Курит в открытую прямо у себя на скамейке и матерится громко, не боясь, что услышат родители. Но всё это его не портит. Такой смешной! Да, и вообще, сейчас все матерятся. Ничего в этом такого нет. Не маленькие уже.
Уходить домой очень не хотелось: там, вверху, с наступлением темноты жизнь только начинается. Выходят гулять взрослые девчонки, приезжают Плотавцы, со спецхоза приходят молодые гуцулы. Швецова
Маринка хотела дождаться Юрку, но Виталик сказал, что Юрка сегодня пьяный. Я сначала удивилась. Но потом посчитала: Юрке уже шестнадцать. Вполне взрослый дядька. Ну, выпил немного. Видимо был повод, может быть день рожденья матери или брата. Маринка заплакала, но не всерьёз, а как обычно для имиджа.
– За что он со мною так? – вопрошала она, заламывая руки.
Ирка смеялась, как лошадь, обвиняя Королёву в излишней романтичности. Подруга обиделась и пошла на низ, не оборачиваясь. Я догнала её почти у Нянькиной хаты.
– Марин, стой! Я-то причём? – кричала я, запыхавшись.
– Вы не понимаете меня, – плакала Королёва растирая по щекам невидимые слёзы, – никто меня не понимает.
Домой мы в итоге вернулись в семь часов. Это совсем рано. Летом в это время ещё светло. Но, тем не менее, дедушка разорался, сказал, что я рано «заженешилась», и что вверх больше меня не пустит. Ну как можно так относиться к собственной внучке? Что значит «рано»? Ведь в восемнадцать будет уже поздно. Там и зубы повыпадают, и замуж пора выходить. Да мне и не надо в восемнадцать. К тому времени, если я не вмешаюсь, Чернов уже женится на Ольге. А кроме него мне никто не нужен. Рано! Поздно уже, а не рано. Упустила я возможность. Если бы я раньше знала, что Чернов был здесь каждым летним вечером, он бы сейчас не «О. Б.» любил, а меня. У Королёвой вон полно женихов с первого класса: все записки пишут и в любви объясняются, а позавчера вечером к ней Юрка приходил. Её бабушка аж на двадцать минут к нему выпустила. Правда каждую минуту выскакивала и проверяла, никуда ли Маринка не отошла от скамейки, но это не важно. Важно то, что человек понимает, что внучка уже взрослая. А мои не понимают. Не понимают, что сами портят мне жизнь своими запретами. Как я потом верну потерянный авторитет среди друзей?
– Авторитет? – дедушка первый раз в жизни так кричал, – это у этих потаскушек авторитет? Которые не учатся, а по улицам с такого возраста бегают? Да их не уважает никто! Над ними смеются просто! Авторитет у тебя сохранится только, если ты гордой и умной девочкой будешь.
Да, про «не уважают» я много раз слышала. И верила, что мальчишки не уважают тех, кто с ними целуется и тех, кого можно полапать. Так говорил дедушка, так пишут в журналах. А бабушка убеждала меня, что красота Королёвой скоро всем надоест, и женихи все от неё отстанут, что любят не за красоту. Ну, в общем, во всю эту ерунду я больше не верю. Королёва по сей день – первая красавица, Лабынина пользуются популярностью у мальчишек обоих сёл, Неманихина ведёт блокнот с именами тех, с кем целовалась, Гаранина встречается с городским мальчиком, который по выходным возит ей «Твиксы» и «Натсы». А я? Как сидела под строгим присмотром, так и сижу. Так и просижу до старости.
Больше всего меня волнует то, что я не умею целоваться. Без этого навыка – нет смысла добиваться Чернова. Что я ему скажу, когда он полезет ко мне? Что я – забитая малявка? Королёва тоже ещё ни с кем не целовалась, поэтому с Юркой она пока только стоит в обнимку. Но у неё есть план – Маринка хочет попросить урок у Виталика. Тем более, она считает, что нравится ему. Мне кажется, Виталику уже никто не нравится, но услышав такую просьбу, он не удивится и не откажет. Если он спит с девушками с двенадцати лет, то всякие поцелуйчики для него уже точно ничего не значат. Я бы и сама не прочь, чтобы меня научил Виталик. Он красивый, изо рта у него не воняет, и с ним как-то не стыдно. Для него – я глупая малолетка, и такой статус меня устраивает. С помощью такого статуса я узнала сегодня много интересного.
– Внуч, покажи мне свой дневник, – доносится строгий голос из дедушкиной комнаты.
Началось! Это он взялся меня воспитывать. Можно подумать, погуляв вечером, я враз стала двоечницей. Что за дурацкая теория, что гуляния как-то отражаются на учёбе?
Воспитатель нашёлся. Что-то раньше никогда его мой дневник не интересовал. Я даже расписываюсь там сама. У дедушки простая подпись: закорючка с петелькой. Любой может подделать. Он, в общем-то, и не против. Всю жизнь я – третья в классе по успеваемости. Все об этом знают. И сейчас ничего не изменилось ни в дневнике, ни в моём отношении к учёбе. Зачем эта наигранность? Театр! Я швыряю дневник на стол.