Жила-была Хозяйка или дорогами иных миров
Шрифт:
В гараже какое-то время было тихо, затем в углу завозился кто-то большой, шумно завздыхал, зачмокал и наконец тяжело поднялся, опираясь на стойку. Постоял, восстанавливая дыхание, высморкался, потом чуть покачиваясь, дошел до шкафчика, висящего на стене. Достал оттуда поллитровку, отпил прямо с горла.
Постепенно водка подействовала, и цветом лица Портос перестал напоминать свежего покойника. Еще пара глотков, и мужчина окончательно пришел в себя. Витиевато выругался, полез в карман, доставая мобильник.
— Напугать,
— Але, начальник, не отвлекаю?
Трубка помолчала немного, потом усталым мужским голосом предложила Портосу идти далеко и надолго. Портос визгливо хохотнул.
— Смотрю, не меняетесь, начальник. А как же любовь к людям? Без этого в вашей профессии нельзя.
— Чего тебе, Портасов? Ты по делу или поболтать?
— По делу, по делу, — заторопился Портос, — говорили, если стоящее чего будет, то… эта… амнистия Машке выйдет, так?
— Может, и выйдет, — лениво вздохнул телефон, — а может, и нет. Смотря, что у тебя там.
— Чел один. Вышел на меня сам два года назад. Дело было простое — жмурика из морга увести, ну и следы кое-какие подчистить. Жмурик этот, я слышал, прежде чем копыта двинуть, четырем ребятам Хамона путевку на тот свет обеспечил. Хамон шкурой тогда наружу вывернулся, но не нашел, кто за этим стоял. Чел этот Блеклым назвался, сказал, у них так одного героя зовут. Я спецом потом пробивал — нет такого ни в героях, ни в комиксах. Бабло по договору заплатил и пропал. А тут объявился, кое-что по мелочи купить.
— Оружие? — насторожилась трубка.
— Да нет. Прослушка, жучки, да глушилка.
— И что думаешь?
— Не из ваших, но и не из наших. Странный какой-то.
— Даже для тебя? — изумилась трубка.
Портос посопел и подтвердил:
— Даже для меня.
— Пить меньше надо, — хмыкнула трубка, — тогда и странностей тоже меньше будет. Ладно, диктуй номер. Проверим твоего чела. Но если обманул…
— Да чтоб мне, падали, землю жрать. И это, начальник, осторожней там. Меня сегодня словно под катком размазали.
Трубка выразительно хмыкнула, выражая полнейшее недоверие и отключилась.
Утром Аня банально проспала. Ее не поднял будильник и звонок Павла, не разбудил мокрый нос Вальди, тыкающийся в лицо, не подействовали голоса в коридоре. Когда девушка взглянула на часы, стрелки безжалостно показывали пол-одиннадцатого.
Аня подпрыгнула в кровати и, как была в пижаме с рисунком из желтых плюшевых медведей, выскочила из комнаты. Вихрем ворвалась на кухню.
— Ма-ам! Ой! Здрасьте.
На кухне наблюдалась мирная картина любезнейшего чаепития. Горкой высились блины, алел ягодами малины пирог,
Павел медленно повернулся, отложил блин и кивнул:
— Доброе утро, Аня. Как спалось?
Спалось-то как раз хорошо, а вот чувствовалось не очень, а главное, она — встрепанная со сна, в пижаме, без макияжа… И вообще, предупреждать надо, что теперь он, оказывается, друг семьи!
Все это за мгновение пронеслось в голове, Аня выдавила кривую улыбку и умчалась в ванную — приводить себя в порядок.
Они ехали по проспекту в сторону квартиры — ее квартиры, пусть это и не укладывалось до сих пор в сознании.
Вальди вольготно расположился на заднем сиденье, всем видом изображая полную удовлетворенность, что его взяли с собой.
— Зачем ты с ней так? — спросила Аня, нарушая повисшее в салоне молчание.
— А как ты хочешь? Чтобы она сходила с ума от беспокойства? Чтобы начала следить, подозревать и дошла в своих подозрениях до ваших органов власти?
— Это моя мать! — повысила голос Аня.
— Я знаю, и поверь, мне тоже не нравится ситуация, но по-другому никак. Ваш мир жесток, особенно к чужакам. Мы должны быть осторожны.
— Это моя мать, — повторила уже тише, вдруг с ясностью понимая, что жизнь меняется не только стремительно, но и кардинально, а самое ужасное — эти изменения касаются всего: родных, друзей, привычек и привязанностей.
Утро после попойки, пусть и вынужденной, всегда… отрезвляет.
Вчера ей звонила подружка, не получив ответ на сообщения в Контакте и ватсапе. Приходили еще сообщения от нескольких друзей с вопросами: куда она пропала. Можно, конечно, вечером сходить, потанцевать в клубе, выпить «Маргариту» в баре, но почему-то любимые раньше забавы теперь казались скучными, разговоры пресными, а интересы… перестали быть такими. Что происходит? С ней, с ее жизнью?
А происходит то, что она накрепко увязла в новой работе, что ее тянет в дом, что она даже мысленно все время там, в портальном коридоре. И восемь дверей, восемь миров, точно якоря в море, удерживают ее рядом с собой. Какой клуб, шопинг или кофе с подругами? Все это меркнет в сравнении с Фиолетом, драконами и русалками.
Хочется ей этого или нет, но прошлая жизнь действительно осталась в прошлом. Новое, все увеличивающимся в размерах смерчем, сметает труху с антресолей, отбрасывает в сторону мусор, обрывает нити привязанностей и подталкивает в спину — иди, только вперед и не оборачивайся.
Машина свернула во двор, остановилась. Аня взялась было за ручку двери, но слова Павла заставили ее передумать.
— Я читал, у вас принято просить руки невесты у родителей?