Жила, была
Шрифт:
— Да, семьдесят семь — ноль — три.
— Ваш номер отключается.
— Что? — не поняла, растерялась Таня и передала трубку маме.
— Алло, слушаю!
— Ваш номер отключается, — повторила телефонистка.
— Как отключается? Надолго?
— До конца войны.
Аппарат звякнул в последний раз и умолк.
— Как же Нина даст знать о себе? — ужаснулась Таня.
Через два дня узнали от Жени, что Нина в Пушкине.
Мама схватилась за сердце:
— Там же они!
В
«Мессершмитты» носились на бреющем, били из пушек, строчили из пулеметов по всему живому.
Нина с подругой бежали с отступающими войсками. Машины и повозки переполнены ранеными, перегружены военным скарбом. Проси не проси — некуда посадить. Вдруг рядом притормозила трехтонка с брезентовым кузовом. Молодой парень, белокурый, белозубый, пригласил:
— Эй, девица-краса, золотая коса!
Коса у Нины и в самом деле была золотой, прекрасной.
— Залезай с подружкой! — Шофер жестом показал на кузов.
Но тут из-за леса выскочили два немецких истребителя. Шофер выжал газ до упора и бросил машину вперед.
— Во-оздух! — запоздало закричали командиры. Девушки нырнули в придорожную канаву, вжались в грязь.
Они догнали трехтонку с милосердным шофером к вечеру. Обгорелая, искореженная машина валялась за кюветом вверх колесами. Поблизости от нее лежала обугленная коряга — то, что несколько часов назад было живым, белокурым, белозубым…
В голосе, в выражении лица, в глазах Нины были еще не отжитые страхи и страдания, свои и других людей, с кем накоротке сводила ее судьба в эти кошмарные дни. За все двадцать три года жизни она не видела столько крови и смерти, но самым ужасным, неизгладимым было то, что сталось с молодым шофером. За себя, даже задним числом, Нина не страшилась, но Таня, представив, что «мессеры» могли вылететь из-за леса чуть-чуть позже и сестра успела бы залезть под брезент кузова, всхлипнула в голос.
— Что уж теперь переживать?! — Нина прижала к себе сестренку. — Все позади.
Таня подавила слезы и вспомнила:
— А у нас телефон отключили. До конца войны.
Они думали, что Таня спит, а она в уютной полудреме все слышала, только не подавала виду.
— Каширины свою девочку на Урал отправили, — сообщила мама.
Это не было новостью: Лина уехала еще до начала школьных занятий.
— Надо бы и нашу маленькую вывезти подальше от войны, — сказала бабушка.
Мама вздохнула:
— Куда?
Все родственники остались там, под немцем.
Дядя Леша осторожно вспомнил о детских домах:
— Не все еще эвакуированы.
— Бог с тобой! — напустилась бабушка. — Как можно подумать этакое?! Маленькую нашу — в сиротский приют!
Мама ни слова не произнесла,
«Никуда, никуда не поеду!» — чуть не вырвался крик, но вместо этого Таня привстала и взмолилась:
— Не эвакуируйте меня, не отдавайте никому! Не хочу одна…
А эвакуироваться уже и невозможно стало.
8 сентября гитлеровцы прорвались в Петрокрепость, блокировали Ленинград с суши, спустя восемь дней вышли к Финскому заливу, отрезали и от Кронштадта.
Три дуги упирались в водные пространства: моря, реки и озера, большого как море. Две дуги охватывали город с севера и юга. третья оцепила побережье от Финского залива до Петродворца. Самое широкое место блокированного пространства — двадцать шесть километров — насквозь простреливалось дальнобойными пушками.
Германский командующий обратился по радио к своим войскам: «Еще один удар, и группа армий «Север» будет праздновать победу. Скоро битва с Россией будет закончена!»
В штабе лежали, отпечатанные в Берлине еще летом, пригласительные билеты в ленинградскую гостиницу «Астория», на банкет 21 июля 1941 года. Они планировали захватить Ленинград с ходу…
К октябрю наступление выдохлось, фронт перешел к обороне.
Глава третья
Город-фронт
Та осень выдалась удивительно хороша. Сухо, тепло, всюду, где еще не падали бомбы, где взрывная волна и рваный металл не искалечили, не умертвили живую природу, деревья стояли при полном параде — в цветных, расшитых золотом мундирах.
Густые и высокие шпалеры акаций ограждали центральный бульвар Большого проспекта Васильевского острова [1] от проезжей части. Акации для того и высадили так щедро в прошлом еще веке, чтоб оберегать пешеходов от дорожной пыли, вздымаемой конными повозками и каретами.
1
Все названия проспектов, улиц, площадей, мостов — современные. Здесь и далее примечания автора.
По пути в школу и сейчас встречались повозки. Армейские.
Школа от дома близко: завернуть за угол, дойти до конца проспекта — и сразу, напротив и чуть наискось, монастырского вида кирпичная стена с литыми, постоянно распахнутыми воротами, за ними красное четырехэтажное здание.
Танин класс был на третьем этаже, она сидела за партой у окна и часто поглядывала на улицу. Августа Михайловна то и дело замечания отпускала: «Таня, Савичева, не отвлекайся».