Жили-были. Русские инородные сказки – 7
Шрифт:
Дома Даня допросил с трудом уловленную маму. Так он обычно не очень ее ловил, потому что в уловленном виде мама тут же начинала чистить ему уши, учить английскому алфавиту и кормить картофельным пюре. Но тут мама оказалась какая-то вялая, небоеспособная и все рассказала подробно, правда, два раза вымыла Дане голову – про запас, наверное, – и передала папе, чтобы тот подвел под мамины объяснения научную базу. Папа запихал Даню под одеяло, улегся рядом, сказал: «Так вот, касаемо Ноя…» – и как-то затих. После трех насильственных папиных пробуждений Даня все понял, отпустил папу и начал шепотом советоваться
С ковчегом все получилось – Даня соорудил его из стульев, надеясь, что фанера тоже сойдет (попутно вспомнив про какой-то ужасный корабль из ногтей, вскользь упомянутый мамой, и поклявшись себе на собственном молочном зубе, что никогда больше не допустит надругательства над своими личными ногтями). Ковчег Даня обмотал для надежности скакалками. Потом погрузил на него книги, огорчаясь, что не получается «каждой твари по паре», потому что книги были по одной, кроме воспиталкиных методичек, но Даня решил, что они не спасутся.
Согруппники очень удачно отвлекали нянечку Риту: Славик облился сгущенкой и прилип, хмурый Йосик везде мотался за Ритой и рассказывал ей о правах детей, а девочки не поделили новенького Сашу, оборвали друг другу банты и рыдали буквально по всем углам.
В тихий час, когда все затихли, Даня прокрался в игровую. В батареях так мрачно шумело и булькало, что он сразу понял – пора. Вот-вот сомкнутся горячие воды, хлынут на ковролин, ветер надует паруса, погаснет лампа, и ковчег, потрескивая и кренясь, закачается на волнах. Так оно и случилось.
– Мой дедушка, Посторонним В., – рассказывал Пятачок, опасно свесившись за борт, – был моряком. Поэтому морская болезнь передалась мне по наследству.
Муми-тролли слушали невнимательно. Им пора было впадать в спячку, а сосновых иголок нигде не было, даже в сумке у Муми-мамы. Муми-папа высматривал хаттифнатов и порывался вести порочный образ жизни с Чебурашкой, в котором признал своего предка.
– Уши только постриги, – убеждал он Чебурашку.
– А мы тогда будем пионеры? – спрашивал Чебурашка. – А ты умеешь собирать металлолом?
Крокодил Гена ревниво нашептывал Чебурашке, что этих мелких бегемотиков не примут даже в октябрята, и стучал хвостом по палубе.
– Вообще-то я всегда до пятницы совершенно свободен, – объяснял Пятачок фрекен Снорк, имевшей устойчивый розовый цвет по причине качки, – но вот сегодня как-то особенно.
На ковчеге оказалось шумно и тесно. Пеппи везде таскала на плечах свою лошадь – у лошади было обреченное лицо, она вожделела Страшилу и делала губами тоскливые чмокающие звуки. Алиса постоянно откусывала от гриба и препиралась с белым кроликом, а он вообще был не по этим делам, к тому же заяц, и у него где-то остались четыре сыночка и лапочка дочка. А невидимый нарисованный барашек так истошно блеял из ящика, что его отнесли в трюм. Еще всех ужасно раздражали голова Чеширского кота с неуместной,
С Туттой случилась цыплячья истерика, когда вместо одного знакомого лисенка она увидела двух, причем второй постоянно канючил, что теперь она за него в ответе. Малыш оплакивал потерю Карлсона – тот быстро сообразил, что вареньем здесь не пахнет, и улетел обниматься к бабушке. Буратино тыкал носом в корму, как дятел, пока ему не пригрозили, что сделают из него спасательный плотик. И где-то в кильватере плыли Золотая рыбка и Медвежонок, думавший, что он старенький подслеповатый кит.
Даня очень устал. Пассажиры шумели, ссорились и хотели есть.
– Пчел надо найти, – убеждал всех Вини-Пух, – пчелы – они такие…
– Типа бабочек? – заинтересованно уточнил Хемуль, уже засунувший в банку фею Динь-Динь и какого-то кузнечика с вывихнутым плечом.
– Псих! – сказал Ежик.
– А вот луковицу можно погрызть, – предложил хозяйственный Матроскин, выволакивая из угла уже слегка проросшего Чипполино. – Если у вас коровы тут нет.
На ковчеге явно готовился бунт, а никакой горы Арарат, ни даже просто кусочка земли видно не было. Голубя, кстати, тоже не было, и Даня пожалел, что им не читали сказку про принцев-лебедей. Или хотя бы про гадкого утенка.
Пеппи положила лошадь на палубу и шагнула к Дане.
– По бим-бом-брамселям, – сказала она мрачно, – мой папа тоже капитан, отзынь от штурвала.
– Сама отзынь, – не растерялся Даня. – Это мой ковчег.
– А вот и нет, – встрял Чебурашка, – теперь он общий!
– И называться будет «Иван Федорович Крузенштерн», – добавил Матроскин. – Я, между прочим, тоже в полосочку не просто так.
– А мой дедушка… – начал Пятачок, но его быстро замолчали, потому что он все-таки был Очень Маленьким Существом.
– Можно посадить вот этого, – Муми-папа показал на тоскующего Даню, – на крокодила. И пусть найдут землю.
– Псих, – сказал Ежик.
– Я так не играю, – возмутился крокодил Гена, – пусть сам плывет. Он это устроил, вот пусть и плывет.
И все как-то сразу согласились и стали теснить Даню к корме – он обреченно пятился, но вдруг споткнулся о Винни-Пуха.
– Шшшш, – прошептал Винни-Пух. – Я слышу жжж, и это жжж неспроста.
Все задрали головы, даже голова Чеширского кота. Высоко в небе виднелась крошечная точка, и точка эта действительно жужжала и приближалась.
– Пчелы, – нежно сказал Винни-Пух.
– Псих, – сказал Ежик.
– Комета, – сказал Муми-тролль.
– Пионеры, – сказал Чебурашка.
– Карлсон! – сказал Малыш. – Он вернулся!
И он действительно вернулся. Пыхтя и заваливаясь на бок, Карлсон опустился на палубу, неодобрительно огляделся и выплюнул изжеванный масличный лист.
– Поведешься с вами – научишься есть всякую гадость, – пробурчал он. – А теперь – может, у вас найдется самая большая банка варенья?
Даня стоял на мостике и смотрел в горизонт. Где-то впереди, за синими ковролиновыми волнами, была земля. Нянечка Рита вполне сойдет за Арарат, быстро придумал Даня. И нянечка вполне сошла.