Жили-были. Русские инородные сказки – 7
Шрифт:
– Ой, – сказала Ио, становясь маленькой девочкой.
– Маленькая девочка?! – Гера взвизгнула. – Эта кривоногая шалава?!
– Блядь! – сказала Ио, глядя, как ее стройные ножки разъезжаются, обретая некую дугообразность.
– У тебя паранойя! – Зевс тоже перешел на крик. – Ты мне уже дышать не даешь со своей слежкой! Мне нельзя смотреть на женщин, мне нельзя смотреть на мужчин, мне нельзя ходить с друзьями в баню, – всегда выходят скандалы! Ты, первая красавица ойкумены! К кому ты ревнуешь меня?! К этой корове?!
Ио опять взглянула на свои ноги
– И что теперь с этим делать? – Успокоившаяся Гера рассматривала белоснежное животное.
– Нууу… Не знаю. – Зевс задумался. – Дорогая, ты умеешь доить?
– А ты мечтал быть мужем доярки? – Гера выставила под нос мужу золотой маникюр. – Фермером, чистящим навоз? И много навоза…
– Бррр… – Зевс содрогнулся и посмотрел на бывшую любовницу, лениво жующую одуванчик. – Думаю, нужно отдать ее в добрые руки.
– Да, за ней теперь – глаз да глаз, – улыбнулась Гера. – Глаз да глаз….
Мир в семье был восстановлен.
– Тысячу раз тебе говорил, не ройся в моих вещах, – Эпиметей отшвырнул ногой ворох одежды, – или хотя бы клади все на место.
Комната напоминала военный полигон после душевной разборки. Как минимум, богов с титанами. В эпицентре на сваленных в кучу вещах сидела миниатюрная женщина с отчаянно несчастным видом кота, застигнутого на столе возле сметаны. Было трудно поверить, что первобытный хаос в доме – дело столь хрупких ручек.
– Трудно поверить, – покачал головой Эпиметей, – что эти хрупкие ручки, столь хрупкие, что ломаются каждый раз при попытке приготовить мужу обед…
– У нас кончились деньги, – бесцветным голосом сообщила Пандора.
– Еще бы.
– Оставалось тридцать драхм. – Пандора с ненавистью посмотрела на мужа. – Думаешь, я не умею считать?
– Увы. И кто-то потом придумает равенство полов, – Эпиметей горько вздохнул. – А вот такой простой вопрос: зачем? Кому от этого станет легче?
– Тридцать драхм. На еду. На самое необходимое.
– Самым необходимым, очевидно, была вчерашняя туника. Тридцать… какая по счету? Это относилось к еде?
– Я похудела. Мне нужно что-то носить. Хочешь, чтобы я ходила голая?
– Дорогая, – устало произнес муж, – мы в Древней Греции. Хочешь ходить голой – ходи. Никто не осудит. И даже на пятнадцать суток не заберут.
– Тридцать драхм.
– Забудь. Это – на черный день, – отрезал Эпиметей и направился к двери. Семейные битвы он обычно проигрывал всухую, если не ретировался своевременно. Пандора несколько минут сидела неподвижно, скользя глазами по разбросанным предметам.
– Кто дома есть? – Знакомый голос вывел ее из оцепенения.
– Как хорошо, что ты пришла, Эврика! – Пандора бросилась к подруге.
– Дааа… – Эврика оглядела поле боя. – Заначку искала?
Пандора потерянно кивнула.
– За унитазом смотрела?
Пандора вихрем сорвалась с места. Через минуту она появилась с сияющим лицом и невзрачной коробкой в руках.
– Черный день! – торжествующе объявила она подруге. – Будет ему черный день.
– И
Вдали что-то загремело. Если бы сверкнула молния, она озарила бы сгорбленную фигурку маленького человечка, с остреньким лицом и тоской во взоре, сидящего в пыли, слева от божественной ступни. Но молнии сюда никогда не долетали, и лишь сосредоточенное сопение свидетельствовало, что бога таки слушают.
– А если слушают, пусть отчитаются по состоянию на текущий момент. – Танатос хлопнул крыльями. Зашелестело.
– Я так больше не могу, – раздался тихий, дребезжащий тенорок.
– Что значит – не могу? – Треск крыльев. – Нет такого слова в лексиконе менеджера! И быть не может! Руководство пошло тебе навстречу, у тебя отдельная практика. Менеджер проекта – это звучит гордо.
– Мне навязали этот проект. Я с самого начала…
– И что? – перебил Танатос. – И что теперь? Ты взялся, будь любезен, доведи до конца. Согласен, трудный проект. Трудный. Но не безнадежный. Ты безнадежных проектов не видел, вон у Данаид с соседней практики – Роснефть, это ж совсем труба, ни дна ни покрышки, непонятно, что куда утекает, а отчет давать по-любому надо. Вот это – провальный проект. А у тебя?
– Домой хочу, – бесцветным голосом произнес человечек.
– Каждый менеджер проекта хочет домой, – наставительно отметил Танатос. – Поначалу… Потом привыкает. Заметили, что на сороковые сутки тоска слабеет. – Он наклонился к левой ступне, сменил тон: – Послушай, от тебя ж никто не требует невозможного, не можешь дать результат – покажи динамику. Начни, сдвинь с места хотя бы. У тебя ж выигрышные условия.
– Это какие же? – В тенорке прорезалась ехидца.
– Ну… У тебя никогда не будет инфаркта. Уже. Инсульта. Черт возьми, даже простатита! Тебя ничто не должно отвлекать. А ты сидишь сложа руки. На что ты тратишь вечность?!
– К жене хочу. К детям. Старший в школу пошел.
– Не хотел вот тебе говорить, но придется. Тебя и поставили на этот проект, потому что часто домой мотался. Всех подставлял. Меня, например. Так что для тебя теперь это единственный шанс, или – сам понимаешь.
– Или что?
– Или – ничего. Что непонятно – спрашивай.
– Зачем это нужно?
– Что именно?
– Ну, – человечек покрутил рукой, – эти все откаты?
– Сизиф, ты как дитя малое, – покачал головой Танатос. – Это ж закон всемирного тяготения: весь мир тяготеет к откатам. Вся экономика на них держится. По крайней мере, в нашем регионе. Не веришь, спроси вот у Ньютона – он на проекте яблочной закрутки стоит. Накручивают по полной. Еще вопросы?
– Ты не мог бы сойти?