Жили два друга
Шрифт:
– «Горбатый», ты что делаешь? – откуда-то сверху донесся предостерегающий голос командира четверки «Яковлевых». – Собьют!
– Сами сначала от «мессеров» отбейтесь! – рявкнул в ответ Демин.
На какое-то мгновение этим страшным крутым разворотом вышел он в хвост «питону» и из всех пушек и пулеметов дал беспощадный залп. «Мессершмитт», атаковавший «тринадцатую», не вздрогнул, как это бывает с подбитым самолетом, не задымил и не закувыркался.
Охваченный пламенем, он попросту раскололся надвое затем от первой его половины отвалились крылья и все это с воем понеслось к земле. Но, видно, опытным летчиком был на «мессершмитте»
– Ах, ты еще живой, сука! – выкрикнул старший лейтенант, обрадовавшийся возможности обрушить на гитлеровца более страшную смерть.
Он спикировал на белый купол и прострелил парашютный шелк из пулеметов. Гитлеровец отчаянно барахтался под гаснущим куполом, с ужасом глядя на вновь приближающийся штурмовик. Демин видел этот грязный черный комок в переднем стекле и безошибочно послал в него очередь. Тело фашистского аса, прошитое десятками пуль, оторвалось от перебитых строп и, кувыркаясь, помчалось к земле. Нет, уже не увидит этот гитлеровец земли, которую его посылали завоевывать, наград, которые ему обещали, семьи, к которой мечтал вернуться!
Демин вывел самолет из пикирования в нескольких метрах от земли. Со стоном набрала «тринадцатая» боевым разворотом высоту, и командир звена истребителей сопровождения услышал его утомленный голос:
– «Маленькие», у меня тяжело ранен стрелок. «Маленькие», прикройте хвост, идем домой!
Струилась Висла под широким зеленым крылом «Ильюшина», словно стараясь поскорее растворить в себе кровь людскую, щедро полившую ее берега. Эти полинявшие осенние берега давали дорогу широкой реке, и она мчалась к морю, волоча останки вырванных с корнем при артналетах деревьев, перевернутые рыбацкие лодки, трупы еще вчера говоривших людей. Небо над Вислой чуть-чуть посветлело, ветер, борясь с тучами, прокладывал в них себе дорогу на восток.
Сжав зубы, вел Демин к аэродрому «тринадцатую».
Гудела голова от напряжения, спина была мокрой от пота. В другое время Николай, любивший смаковать боевые удачи, с удовольствием вспоминал бы, как зашел он в хвост «удетовцу», как увидел в прицеле его заметавшийся самолет и расколол его одновременной очередью из всех огневых точек. Но сейчас все это казалось ненужным. Демин еле удерживался, чтобы не расплакаться, когда окликивал воздушного стрелка и в ответ получал одно лишь молчание.
Справа и слева как траурный эскорт, шли две пары «Яковлевых». Им тоже пришлось в этом полете выдержать неравный бой, но ребята оказались молодцами, потому что послали на холодное дно Вислы два «мессера» и уберегли «тринадцатую» от новых атак.
– Леня, дружище, докладывай! – надрывался по СПУ Демин.
И вот в наушниках раздался слабый, булькающий голос:
– Коля, родной… меня в грудь… вся рубашка промокла, тошнит.
– Потерпи, Леня, скоро дойдем, и тебя врачи залатают… Я уже на КП сообщил, чтобы санитарку вызвали… терпи, казак, атаманом будешь!
– Сил нету, Коля, – простонал снова Пчелинцев.
– А ты терпи, если я приказываю, – мягко отозвался Демин. – Вытерпи, родной, мы еще не один раз с тобой поднимемся.
– Не-е-ет.
– Терпи, Леня… хочешь я тебе песню спою, хоть я и безголосый.
– Спой, – жалобно прошептал Пчелинцев, – будет легче… обязательно песню.
Демин чуть-чуть прибавил мотору обороты и, вглядываясь в медленно расступающийся впереди туман, сверяя по компасу,
Он облизнул жаркие от волнения губы и продолжал:
Нас надежная дружба сплотила И в бою звала только вперед. В этой дружбе и радость и сила, Пусть о дружбе мотор пропоет.– Спасибо, Коля, прощай, – донесся затухающий голос.
– «Горбатый», мы уходим, – передал командир четверки ЯКов, – зона чиста, заходи на посадку.
– Спасибо, ребята, – вяло поблагодарил Демин.
Впереди расступились набухшие влагой облака, и он увидел вдалеке капониры и зачехленные в них самолеты, и маленький коробок-«санитарку» на старте, и толпу летчиков у штабной землянки. «Он, вероятно, очень плох, – подумал Демин о своем воздушном стрелке. – Мне нельзя сажать самолет по всем правилам, делая все четыре разворота во время полного круга. Каждый разворот будет приносить ему невыносимую боль. Я на задании был только один, и я имею право садиться теперь с прямой. Я должен посадить «тринадцатую» мягко-мягко, как санитарную машину».
Демин легким, неощутимым креном совместил нос самолета с серой, уже подсыхающей посадочной полосой и стал планировать, С мягким щелчком из-под брюха вышли оба колеса. Зеленые лампочки успокаивающе загорелись на приборной панели. Он все сделал, чтобы без толчка, на все три точки опустить машину, и этого достиг. Облегченный от израсходованных боеприпасов и сожженного горючего, штурмовик мягко побежал по ровному летному полю. У полотняного белого посадочного знака стояла «санитарка» с красным крестом на сером кузове. Медсестры разворачивали носилки. Демин притормозил и выключил мотор. Метнулись черные лопасти пинта и бессильно поникли. «Тринадцатая» остановилась метрах в десяти за «Т». Демин рывком отстегнул пристяжные ремни, рывком распахнул над головой колпак.
Когда он спрыгнул с крыла на скользкую, еще не просохшую землю, Пчелинцева уже выносили из кабины.
Из разорванного правого сапога кровь падала на землю обильными каплями, гимнастерка набухла и сделалась темной. Сквозь полузакрытые веки Пчелинцев глядел на мир уже невидящими глазами. Сестра шепотом попросила Заморина разуть раненого, и тот, снимая сапог, в какой-то момент, вероятно, причинил стрелку сильную боль, и эта боль на минуту вернула Пчелинцева к жизни.
Он широко раскрыл угасающие глаза, разжал синеющие губы. Очевидно, с разостланных на земле носилок он увидел все: и широкое поле аэродрома с чернеющими в капонирах трехлопастными винтами «Ильюшиных», и столпившихся над ним людей, и низкое сумрачное небо, готовое его оплакать сырым дождем. Зара склонилась над ним, но Пчелинцев, шевеля посиневшими губами, кого-то искал – искал настойчиво и упорно, водя вокруг совершенно осмысленным взглядом и, найдя, слабо улыбнулся. Демин сразу понял, что это ему хочет сказать что-то Пчелинцев напоследок.