Жили на свете ребята

Коковин Евгений Степанович

Зато каким несчастливым был этот день у Прохора. Домой Прохор возвращался мрачный. Предстояло тягостное объяснение с отцом и с матерью. Двойка по арифметике за год. Хотя бы Кирилку повидать. Интересно, какие у него отметки?

Что же делать? Вот если бы поступить на пароход! Ведь отец у Прохора с мальчишеских лет плавал. А почему ему, Прохору, нельзя стать вот уже теперь моряком?!

Можно перед отходом тайком пробраться на палубу и спрятаться где-нибудь среди груза, а в море пойти к капитану и упросить его принять в команду. Но капитан может оказаться несговорчивым и ссадит

с судна в первом же порту или на первый встречный пароход. Пожалуй, лучше все сделать по-доброму, по правилам. Нужно прийти к капитану, попросить его взять Прохора юнгой или масленщиком, а потом объявить дома о своем твердом решении стать моряком.

Решение было принято. И мальчику стало даже весело.

Дома Прохор тихонько засунул дневник в ящик стола и незаметно выскользнул из комнаты. Хорошо, что матери дома в этот момент не было.

Бегом промчался он до трамвайной линии и вскочил в подошедший трамвай. Кажется, никто из знакомых его не видел.

...У причала стояли рядом три морских парохода. И сразу же Прохор остановил выбор на одном из них. Во-первых, он был красивее других. Борт блестел свежестью окраски. В круглых окошечках-иллюминаторах, в медных поручнях и стальных тросах играло солнце. Труба была невысокая, почти совсем не закопченная дымом. От парохода, казалось, веяло запахом моря, хотя Прохор о таком запахе знал только из книг и из рассказов отца. Во-вторых, у парохода было чудесное название - "Сахалин". Может быть, пароход и в самом деле пойдет на Сахалин. А Прохор знал - это очень, очень далеко.

Он смело прошел по трапу и прыгнул на палубу, минуя второй, маленький трапик.

– Ты куда, малец?

Перед Прохором стоял вахтенный матрос с повязкой на рукаве, и такой молоденький, что его даже неудобно было назвать дядей.

– Мне... нужно... к капитану...
– смущенно сказал Прохор.

– Сынишка, что ли?

– Нет, я по делу.

– Так, - сказал матрос и принял официальный тон: - капитана на борту нет. За него остался старпом.

– А скоро капитан придет?

– Неизвестно.

– А можно мне к старпому?

– Сейчас вызову, - матрос повернулся и, очевидно, увидев кого-то, крикнул: - Еремеев, проводи товарища к старшему.

Прохора назвали товарищем. Значит, здесь могут с ним поговорить серьезно. Это его подбодрило.

Второй матрос провел Прохора под палубными надстройками и постучал в дверь с медной табличкой "Старший помощник капитана". Он отворил дверь и сказал:

– Михаил Степанович, вас какой-то парень спрашивает.

ИСТОРИЯ С ПУГОВИЦЕЙ

В каюте во всем чувствовался порядок. Металлические предметы были жарко начищены. На столе у чернильного прибора расположились две ровные стопки книг. Над койкой висела картина, взглянув на которую, Прохор крайне удивился. На картине был изображен тихий дремлющий пруд, окруженный ветвистыми деревьями.

На морском пароходе и вдруг такая картина. Прохор считал, что здесь больше бы подошли морские волны, корабли, люди, спасающиеся на шлюпках и на обломках мачт.

Старший помощник капитана Михаил Степанович, как его назвал матрос, был уже не молодым человеком.

Когда Прохор вошел, он сидел и что-то писал. Повернувшись и увидев мальчика, он, конечно, удивился.

– Слушаю вас.

Прохора даже называли на "вы".

– Я хотел попросить вас, - начал Прохор и запнулся.

– Так-так, слушаю, - подбодрил его старпом, всем своим видом показывая участие и заинтересованность.

– Я хотел попросить... принять меня к вам на пароход.

Прохор весь оцепенел в ожидании ответа. Он боялся, что старший помощник сейчас засмеется.

Михаил Степанович действительно улыбнулся. Но потом он сразу стал серьезным и внимательным.

– Кем же принять? Сколько тебе лет? Садись!

– Юнгой или масленщиком или просто учеником, - сказал Прохор, присаживаясь на диван. О своем возрасте ему говорить не хотелось.

– А сколько тебе лет?
– опять спросил старпом.

– Че... че...
– соврать Тошке или Кирилке ничего не стоило, но произнести слово неправды перед этим симпатичным моряком было просто невозможно. И Прохор чистосердечно признался: - Мне скоро... в июне будет двенадцать.

– Да-а, - протянул Михаил Степанович, закуривая папиросу, - задача. Видишь ли, какое дело, теперь у нас на судах юнг и масленщиков нет. Ученики, правда, бывают, но они приходят из мореходного училища на практику.

Старпом стал расспрашивать Прохора о семье, о том, почему Прохор не хочет учиться, и о многом другом.

– Ты, я вижу, Проша, фантазер великий. Это, конечно, хорошо, - сказал Михаил Степанович.
– Вот ты говоришь, что у тебя отец с двенадцати лет пошел в море. А почему - ты спросил себя об этом? Думаешь, он плавать стал, начитавшись книг о приключениях?

Прохор молчал.

– Скажи, ты завтракал сегодня?
– неожиданно спросил Михаил Степанович.

Прохор недоуменно взглянул на старпома.

– Завтракал.

– Вот видишь, завтракал. А твой отец, я уверен, в тот день, когда пошел наниматься на пароход, не завтракал. За кусок хлеба он пошел в море, а совсем не в поисках приключений. Только ты, дорогой, не обижайся. Морское дело хорошее дело. И если ты хочешь на море - добро! Заканчивай семилетку и поступай в мореходку. Рад буду с тобой поплавать.

Опечаленный Прохор хотел уже встать, чтобы попрощаться и уйти, Михаил Степанович удержал его.

– Ты не торопись. Если хочешь, я тебе пароход покажу. Полезно для будущего. А потом и пообедаем у нас.
– Взгляд старпома задержался на курточке Прохора.
– Вон у тебя пуговицы недостает. Возьми-ка иголку и пришей, а я пока на палубу выйду. Нужно за разгрузкой посмотреть.

Михаил Степанович вытащил из шкафа деревянную резную шкатулку с пуговицами, крючками и нитками. Он подал смущенному Прохору также иголку. Делать нечего - Прохор молча взял иголку и стал подбирать подходящую пуговицу.

Пока Прохор вдевал нитку в ушко иголки, Михаил Степанович стоял у двери.

– Подожди, - сказал он, - почему ты белую нитку взял? Ведь курточка у тебя синяя.

Еще более смутившись, Прохор заглянул в шкатулку.

– А синих ниток нету, - сказал он виновато.