Жить, чтобы любить
Шрифт:
– Эм, я только что узнала, – раздался у меня за спиной голос Сары. – Мне так жаль.
– Это правда? – поймав ее сочувственный взгляд, спросила я.
– Да. Мне сказал парень из баскетбольной команды.
Остановившись возле шкафчика, Сара внимательно посмотрела на меня. Она явно ждала моей реакции. Но я словно окаменела. Я решительно отказывалась верить. Ну как он мог просто взять и уехать?!
А затем я почувствовала, что больше не могу. Внутри меня будто что-то сломалось. И Сара поспешила отвести меня в женский туалет. Коридоры уже опустели, поскольку все ушли на
У меня вдруг дико заболело сердце. Скользнув спиной по холодным плиткам стены, я тяжело осела на пол и даже не почувствовала боли в копчике. Я не плакала – слез не было, хотя сердце буквально рвалось на части, – а тупо смотрела прямо перед собой. Я слышала тяжелое дыхание присевшей рядом на корточки Сары, которая стала невольной свидетельницей моего осознания правды.
– Он что, действительно уехал? – спросила я еле слышным шепотом.
Сара не ответила. Только взяла меня за руку, и ее молчание было красноречивее всяких слов. Судорожно всхлипнув, я упала ей на колени. Мне было трудно дышать, и я отчаянно ловила ртом воздух. Я рыдала, уткнув голову в скрещенные руки, а Сара ласково гладила меня по голове.
– Он не мог уехать, – всхлипывала я, надеясь, что, если скажу это вслух, все сбудется. Потом снова застонала от невыносимой душевной боли.
Я так и осталась сидеть, уткнувшись головой в колени подруги. Слезы медленно высыхали у меня на лице, я чувствовала себя совершенно разбитой и опустошенной. Глаза горели, а в горле саднило от сдавленных рыданий. В голове вихрем крутились вопросы: как он мог уехать и почему сделал это так внезапно? И чем больше я думала об Эване, тем сильнее сердилась. Душевная боль постепенно переросла в дикую злость.
– Поверить не могу, что он уехал, ничего не объяснив, – наконец подняла я голову, сразу почувствовав, как напряглась спина. – Он что, даже не мог сказать «до свидания»? Ну разве так поступают?!
Столь быстрая смена настроения поставила Сару в тупик. Она явно не знала, что ответить. Я поднялась с пола и принялась мерить шагами туалет, в ярости сжимая кулаки при мысли о его трусливом бегстве.
– Неужели ему так неприятно было находиться рядом со мной, что он даже не захотел после каникул вернуться в школу?! И он что, готов бежать на другой край страны, лишь бы меня не видеть?! Ведь он первым перестал тогда со мной разговаривать! А я разве обязана была это терпеть?! Неужели он хотел, чтобы я продолжала ждать, когда он соизволит простить меня за то, чего я не делала?! Если ему не понравилось видеть меня с другим парнем, то это его трудности. Но нельзя же из-за такой глупости вот так просто взять и уехать?! – застонала я от отчаяния.
Мысли путались и метались, я была не в состоянии разжать кулаки. Я задыхалась и не могла найти нужных слов, чтобы выразить свою злость. Сердце болезненно сжималось при воспоминании о его безответственном поступке. Но постепенно ярость улеглась, и на смену ей волей-неволей пришло осознание свершившегося факта.
– Чудесно, если он по-другому не может, скатертью дорога! Если ему неприятно меня видеть, я-то тут при чем?! Зато теперь нет нужды переживать из-за того, что он на меня
Я почти уговорила себя, но при одной мысли, что мне больше не суждено встретить его в школьных коридорах, сердце тревожно забилось.
– Ты сама-то хоть слышишь, что говоришь?! – с сомнением в голосе спросила Сара. В своем гневе я совершенно забыла о ее присутствии. – Эмма, он вовсе нененавидит тебя.
– Кто знает, – отрезала я. – Я его обидела. Не смогла открыться ему. Обвинила в том, чего он не делал. И в довершение всего целовалась с другим парнем прямо у него на глазах. Естественно, он злится на меня и, наверное, правильно делает. Он больше не хочет иметь со мной ничего общего. И наверное, ненавидит меня всеми фибрами души.
Моя пламенная речь настолько потрясла Сару, что она не нашла что сказать. И у меня тоже кончились слова. Я сердилась уже не на Эвана, а на себя. Посмотрелась в зеркало над раковиной и увидела в своих глазах боль и ярость. Я беспомощно держала в руке кусочки своего сердца, которое сама же и разбила.
Отражение в зеркале вдруг вызвало у меня безмерное отвращение. От острого приступа ненависти к себе я словно оцепенела. Конечно, я виновата в том, что оттолкнула его, тем самым вынудив уехать. И он имеет полное право меня ненавидеть, да я и сама себя теперь ненавидела. У меня внутри все похолодело, и я поспешно отвернулась от осуждающего взгляда темных глаз в зеркале.
Я сделала глубокий вдох и загнала боль глубоко внутрь, но чувство вины занозой засело в душе. Затем набралась мужества и посмотрела на Сару. Она была наперсницей, свидетелем моих страданий, и в глазах ее читалось неприкрытое беспокойство. А меня так опустошил приступ самобичевания, что я уже ничего не чувствовала.
– Я его оттолкнула, вот он и уехал, – призналась я, посмотрев наконец правде в лицо. – И мне некого винить, кроме себя самой. Но все кончено – он уехал. – Я решительно пожала плечами и, увидев печальные глаза Сары, добавила: – Не волнуйся. Со мной все будет хорошо. Я выживу.
– Нет, не будет, – прошептала она, а потом, немного помолчав, сказала: – Похоже, перемена уже закончилась. Ты собираешься идти на следующий урок?
– Конечно. Почему нет?
И мы вернулись к нашим шкафчикам. Дверца моего так и осталась распахнутой, а книжки в беспорядке валялись на дне. Я взяла те, что были нужны, и тут прозвенел звонок.
– Ну как, увидимся за ланчем? – тихо спросила Сара, выражение ее глаз по-прежнему было тревожным.
Я лишь вяло кивнула в ответ.
Сара пошла в класс, а я замешкалась возле своего шкафчика. Я прекрасно знала, что меня ожидает, и сколько ни уговаривала себя, будто к этому готова, ничего не получалось. Когда я шла на анатомию, от волнения у меня внутри все переворачивалось и я была точно натянутая струна.
Я тяжело села на свое место, и весь урок незанятый соседний стул служил мне немым укором. Объяснения учителя я практически прослушала, так как не могла отвести глаза от свидетельства своего позора.