Жить дальше

Стил Даниэла

Она оттолкнула его и вырвалась из его рук.

— Извини, — сказала она и бросилась из комнаты.

Брэд понимал, что его поведение причиняет ей боль теперь, когда она узнала о Стефани, но она была права — в таком состоянии он был не способен совершать верные шаги.

Через несколько минут Брэд нашел Пейдж на кухне — она готовила себе кофе. Когда он вошел, она даже не повернулась на звук шагов.

— Прости меня. Я просто потерял голову. Я понимаю, как это было неуместно.

Ей просто не верилось, что всего неделю назад они занимались любовью и она даже не подозревала, что у него есть любовница. Как все изменилось! Она уже знала, что

значила для него Стефани, и не могла представить себе, что он прикоснется к ней. Может быть, если бы он раскаивался в происшедшем, говорил, что оставит Стефани, просил прощения… Но ничего такого и в помине не было. Это был конец их отношениям — он сам так решил и объявил об этом во всеуслышание, хотя именно сейчас он так был им нужен. Стефани заменила ему их всех — жену, дочь и сына, она была нужна ему, она, а не Пейдж Этот удар Пейдж, кажется, не почувствовала во всю его мощь — ее мысли и чувства были с Алисон. И только тупая боль и непреходящее недоумение говорили ей о том, что в ее жизни произошли и другие перемены.

— Мне кажется, тебе следует дать мне номер ее телефона. Если что-то случится, а ты будешь там, я должна иметь возможность известить тебя. — Она по-прежнему не поворачивалась к нему, чтобы он не мог видеть струящихся по ее щекам слез.

— Я… этого больше не случится. Я останусь сегодня вечером с Энди.

— Мне все равно. — Выражение ее лица поразило его: на нем ясно читались и боль, и гнев, и решимость. Между ними все было кончено, это был последний момент, когда они были близки. — Не обманывайся на свой счет, ты пойдешь к ней, и я должна знать ее номер.

— Хорошо, я запишу в блокноте.

Она кивнула и принялась за кофе.

— Когда ты поедешь к ней? — Он думал, что Пейдж вернется в госпиталь, но она, к его удивлению, ответила:

— Я поеду на похороны Филиппа Чэпмена. Ты поедешь со мной?

— Ты с ума сошла! Конечно, нет. Этот паршивец чуть не убил мою дочь. Я не понимаю, как ты-то можешь идти? — Он выглядел оскорбленным, но она посмотрела на него с плохо скрытым презрением.

— Чэпмены потеряли единственного сына, никто не доказал его вины. Неужели ты не понимаешь, что мы должны пойти?!

— Я им ничего не должен, — холодно ответил он. — Анализы показали, что в его крови был алкоголь.

— Микродоза! А та женщина, что была в другой машине? Разве она не могла быть виновной? — Тригви пытался понять, Пейдж тоже, но Брэд не сомневался — ему было проще обвинить во всем Филиппа Чэпмена.

— Лора Хатчинсон — жена сенатора. У нее трое своих детей, она не могла сесть за руль в нетрезвом виде или быть невнимательной на дороге. — Его уверенный тон говорил о том, что он ни капли не сомневается в своей правоте.

— Откуда ты знаешь? — Теперь она не верила никому: ни жене сенатора, ни собственному мужу. — Почему ты так уверен, что она не виновата?

— Просто уверен, вот и все, и полиция тоже уверена.

Ее даже не стали проверять на алкоголь. Значит, они были уверены в том, что она трезва, иначе не стали бы так поступать. Они ее ни в чем не обвиняют. — Было ясно, что он не сомневается в их заключении.

— Может быть, они просто не хотят иметь дела с ее мужем. — В последние дни они только и делали, что ссорились, слава богу, что Энди этого не слышит. — Так или иначе, я на похороны иду. Тригви Торенсен приедет за мной в четверть третьего.

Брэд удивленно поднял бровь.

— А вот это интересно! И как это надо понимать?

— Только, пожалуйста, не надо этого. — Ее глаза яростно блеснули. —

Три последних дня мы с ним провели вместе в госпитале, которого ты так боишься, ожидая, выживут ли наши дочери. Его дочь тоже была в машине, которую вел Чэпмен, но он тем не менее считает своим долгом выразить соболезнование его родителям.

— Отличный парень. Может быть, вы подружитесь, тем более что я тебя теперь не привлекаю. — Брэд все еще переживал ее отказ, хотя и понимал, что вряд ли могло быть иначе. Но его, несомненно, задели ее слова.

— И твоя ирония абсолютно неуместна, он и в самом деле отличный человек. Он хороший друг, и он очень помог мне. Прошлую ночь он провел в госпитале, он держал меня за руку, когда никто не знал, где ты, а ты развлекался со своей подружкой. Он — настоящий мужчина.

И при этом умеет держать свою штуку в штанах, думать о своих детях, а не о сексе. Так что ты напрасно пытаешься поддеть меня. Я не думаю, что Тригви без ума от меня, и слава богу, потому что мне любовник не нужен. Мне нужен надежный друг, так как мужа у меня теперь нет.

Брэду нечего было на это сказать, и он молча направился в ванную. А еще через десять минут хлопнула входная дверь — он так и не сказал ей ни слова. Его поведение привело ее в такое бешенство, что ей хотелось убить его, но в то же время она ощущала болезненную грусть. Как быстро и легко можно все разрушить! В это почти невозможно было поверить. На них обрушилась страшная беда, но оказалось, что их жизнь — совсем не такая, как она представляла. Она и не подозревала, что несчастный случай с Алисон обнажит истинное положение вещей и разрушит весь ее сложившийся и казавшийся таким счастливым мир.

Пейдж приняла душ и оделась надлежащим для похорон образом. Тригви Торенсен приехал за ней в 2.15. На нем были темно-синий костюм, белая рубашка и черный галстук, он выглядел печальным. На Пейдж был черный льняной костюм, купленный в Нью-Йорке в последний раз, когда она навещала мать.

Панихида проходила в церкви Святого Иоанна. Пейдж не ожидала, что на нее придет столько подростков. На юных, обычно сияющих лицах было написано неподдельное горе. При входе распорядители раздавали траурные листы, где была отличная фотография Филиппа вместе со школьной командой по плаванию. Распорядителями были, как тут же поняла Пейдж, члены этой команды, в том числе и Джейми Эпплгейт. Потом он сел рядом с родителями с несчастным видом. Родители Джейми понимали его состояние — отец обнял его за плечи, мать зашептала что-то на ухо.

Звучала музыка, и Пейдж почувствовала, как по щекам ее текут слезы. В церкви было множество друзей и одноклассников Филиппа, и Алисон наверняка была бы здесь, если бы не лежала в коме.

По проходу между рядами прошли родители Филиппа, убитые постигшим их горем, и заняли места в первом ряду, с ними была и более пожилая чета — дедушка и бабушка Филиппа, и при виде их измученных лиц не заплакал бы только бесчувственный.

Пастор заговорил о таинствах божьей любви и о боли, которую мы испытываем при потере близких. Он сказал, каким необычайно талантливым, удивительным юношей был Филипп, какое великолепное будущее открывалось перед ним, как восхищались им все, знавшие его, как все его любили. Пейдж не услышала и половины проповеди, так как все время всхлипывала, отгоняя от себя мысли о том, что сказали бы об Алисон, если бы она умерла. Наверное, то же самое — ведь ее тоже любили и восхищались ею. Нет, Пейдж не могла себе представить, как бы смогла она все это вынести, как жила бы дальше. А Энди?