Житие, в стреляющей глуши - страшное нечто...
Шрифт:
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ЧЁРТ ПОБЕРИ, ГЕРР ЛОРЕНС!
– …Хотя нет, погодите. Повязку пока не снимать и не развязывать, - сказал спокойным голосом Ставински. – Русс Ивановитч! Я вижу, что вы уже успели по мне соскучиться, как говорят у вас в России. Но вы ошиблись, что это герр Фоммель организовал ваше и герр Лоренса похищение. Ничего, это бывает. Привыкайте…
– Снимите повязку, - глухо молвил Васька, - и скажите вашему палачу, что б рук больше не распускал. Не то я вспылить могу.
–
Пелена спала с Васькиных глаз. Он инстинктивно прижмурился, чтобы яркий свет больно не резанул по глазам. Палач стоял метрах в пяти, поигрывая ТТ. Предусмотрительный, сволочь… Он подавил в себе ненависть – желание врезать промеж глаз, увернувшись от выстрелов. Ненависть вообще расходное чувство. Сильно много опустошает твой внутренний сосуд. А что до ухода от пуль – так это сущий пустячок… Надо сбросить стреляющему установки на страх перед непредсказуемым действием. И если удастся внушить, он будет плясать как по нотам – стрелять наугад, лишь бы ослабить тиски страха и надышаться перед смертью…
За стеной он чуял ещё двух, но это были также пустяки. Стрельбы в таких случаях должна происходить в замкнутом пространстве. В противном случае – угрожала свалить всех. Чтобы этого противного случая не произошло, все стреляющие должны собраться в одну точку. Но так как этого сделано не было, Василий осторожно размял ноги. Предчувствие не обманывало его. С завязанными за спиной руками разве много навоюешь? И пистолета зубами не выхватишь.
Воздух над тёмными высокими кронами, окружавшими синеватую поляну, становился сиреневым. Он наливался мглистой ночной тенью. Квакали где-то справа, очевидно, в заболоченном пруду, лягушки. Временами они действовали на нервы, но сейчас успокаивали.
…Ох, вы мои, пучеглазенькие, - успел Васька, как ему в бок «скомандовал» тупой пистолетный нос:
– Ну-ка, ну-ка, тебе говорят – без шуток! И без всяких штучек и тому подопобное! Если что – пуля в лоб или в затылок! Если понял – кивни?
Говорили это убийственно и спокойно, что даже Василию, видевшему много чего по «беспризорке», в колонии, а затем и в лагере, не говоря уже про фронт, стало как-то не по себе. Он вынужденно подчинился.
Дальше он не видел – частично слыхал. Кусты возле осины с мшистым стволом дрогнули – наружу наконец-то вылез Ставински. Он был как всегда чужд экспромтам. В короткой пятнистой плащ-накидке, одинаковой в вермахте для солдат и офицеров в полевых условиях (в СС были повсеместно введены камуфляжные куртки с капюшоном), а также в полевой пилотке с орлом в тулье и красным кантом артиллериста.
– Замечательно, - он произнёс эту фразу так, будто репетировал ещё загодя. – Снова повторюсь, что вы не просто молодец, Рус Иванович. Вы ко всему герой – легендарная личность. Так говорят в России о храбрецах?
Он приблизился к нему, ступая осторожно в шнурованных высоких бутсах со стандартной, окованной четырёхугольными шляпками, подошвой.
– Разве
На его устах играла лёгкая улыбка джентльмена, выигравшего партию в покер или отправившему точно мяч в лунку для игры в гольф. Васька был для него именно что мячик или загнанный в силки кролик.
Тем не менее, рук из глубоких карманов плащ-накидки он не вынимал.
– Вас интересует по сути или по форме? Если по форме – почти угадали… А вот по сути, хм! По сути вы не правы, герр хороший. Легендарными у нас называют тех, кто не думает о собственной выгоде. Всё на пользу идее. Отечество, царь-Бог, партия, советский народ… Это либо непроходимые тупаки-фраерки, либо те, кто желают сперва получить, но прежде – ох, как мучаются…Вот я и говорю – ну-ка, брысь, отседова! – бросил Васька напоследок Барятинскому и тем, кого не видел за тьмой повязки. – Ишь, примащиваются…
– Мол-л-чат-чать! – прозвучал голос, полный задавленной ненависти.
Это был Барятинский. Но Ставински оборвал его на полуслове. Потом приказал спрятаться на время в кустах малины.
– Остальных гавриков туда же, - схохмил Васька сквозь шелест. – А то не ровен час: один из нас – как осердится…
Ставински весело махнул рукой (пола взметнулась как камуфляжное крыло). Сзади раздался недовольный чох, задавленный мат и хрустнула одинокая ветка. Судя по переступу, сопровождающие скорей всего далеко не ушли, гл затаились или отправились стеречь по периметру. Сценарий такой был ему знаком и давно отрабатывался на учениях.
– Мне уйти или остаться?
– поинтересовался хозяин положения.
– Можете остаться, - саркастически процедил Васька. – Кто-то ж с моих рук верёвку снять должен…
– Ну, это мы пока повременим. А вы спрашивайте, если конечно желаете и есть о чём.
Васька с минуту помолчал. Нет той пылкости. Культурный ведь, сдержанный… Ставински явно портился, прямо у него на глазах. И ничего с этим нельзя было поделать. Тем более с закрученными за спину руками.
– Что с Лоренсом? – деловито осведомился он. – На этот раз не шутка – вы захватили генерала СД…
– А, этот? Он немного побудет у нас. Затем мы кое-что, как говорят в России, ему предъявим. Из этого кое-что что-то запишем на диктофон – обязательно, с его ответами. Убедим подписать кое-какие бумаги. И он будет наш. Он уже наш, если судить по гамбургскому счёту, - очаровательно улыбнулся он всеми своими ровными, чуть желтоватыми зубами. – Он. конечно захочет знать, кто его подставил. Первая его мысль – это, конечно, были вы или ваши шефы. А доказать обратное будет ой как нелегко, Рус Иванович. Ой как, ой… Наружка была снята Фоммелем по соображениям безопасности, что бы не нервировать вас. Улавливаете мысль?