Живая очередь
Шрифт:
— Да ты не отвлекайся. По делу говори.
— Так я и говорю, не перебивай. Видит он, что я не в самом лучшем состоянии нахожусь. Спрашивает, что стряслось. А у меня так погано на душе, так муторно. «Долгая эта история, — говорю. — Ты ведь, наверное, на игру опаздываешь». А он мне — да Бог с ней, с игрой, какой матч может быть, коль другу плохо? «А мы разве друзья?» — спрашиваю. А он мне «А то! Я ж говорил, мы своих никогда не бросаем. Рассказывай, дядя Степан, что стряслось». Шоблу-то свою на футбол отпустил и отвел меня куда-то в тихий дворик, от чужих взглядов подальше. Ну я и выложил ему все, как на духу. И про нашу поликлинику, и про тебя, и про Андрюху, да про всех нас. А потом про главного врача, про все его пакости, и как
— А он? Он-то что сказал?
— Да он с каждой минутой хмурился все больше. А потом еще долго ругался, что я раньше его не нашел. Я его спрашиваю «Ну а ты чем нам мог помочь? У тебя и самого, небось, забот хватает». А он мне «Да я, дядя Степан, ради вас и ваших друзей в лепешку расшибусь. Вы ж мои кореша! И ребята мои за вас горой. Я ж им про вас столько всего рассказывал, вы у нас настоящие герои. Серьезно. Ни один клуб такими болельщиками похвастаться не может. Вы же сами говорили, что у вас правило главное в поликлинике, что все друг другу помогать должны. Так в этом мы похожи, у нас точно такой же кодекс действует. Да даже если б вы за другой клуб болели — это все неважно. Мы же люди, а люди должны друг другу добро делать. Иначе зачем вообще жить»?
— Ну а дальше-то что? Он ведь простой парень. Это же смешно, что он мог как-то реально помочь! У него ж ни связей, ни влияния нет. Он же простой болельщик!
— Ну, это ты зря, дальше слушай. Мы с ним долго еще болтали о том о сем, ребят его дождались с футбола. Крейзи их в сторонку отвел, да о чем-то шептаться начал. А я вижу, ребята-то серьезные. Здоровые, как на подбор. Крейзи средь них и не видно, однако, уважают его там. Он у них лидер. Ну, поболтали они о чем-то, и Крейзи ко мне подходит. «Ведите, дядя Степан, — говорит, — нас в свою поликлинику. Мы сейчас власть там менять будем».
— Что, прямо так и сказал? Во дает!
— Да я сам удивился. Говорю: «Там охранников — человек десять». А он мне — «Да мои ребята с этими шкафами на раз-два-три разберутся. Нас тут не меньше пятидесяти. Мы знаете в каком авторитете? Хулиганы из других клубов против нас только имея трехкратное преимущество выходить решаются, и то в итоге бегут. А вы нас какими-то охранниками пугаете. Смешно»! Ну, чего делать? Я на этого главного врача и сам зол был дальше некуда. Думаю, а почему б не рискнуть, ничего ведь не теряем. Ну, пацаны-то шарфики свои попрятали, чтоб внимание не привлекать, да вместе со мной в метро зашли, и к нам в поликлинику поехали.
— Ничего ж себе! Даже поверить трудно!
— Да я сам мало что понимал, пьяный был в стельку. «И чего, думаю, он за нас вступился. Может, перед своими бахвалится? А потом найдет предлог да назад повернет». Но нет — не повернул. Мы когда на место подошли, охранника на входе чуть кондрашка не хватила. В милицию звонить побежал — да не успел. Бугай какой-то к нему подскочил, да с одного удара вырубил. Крейзи мне потом сказал, что этот парень — бывший боксер, еще никто после его удара на ногах устоять не мог. Ну и вошли мы в поликлинику. А народу там, нам на радость, почти никого. Врачи как увидели такую ораву — по кабинетам попрятались. Ребята на них даже внимания не обратили — прут как танки. Подошли мы к кабинету главного врача, а там охранники — пять или шесть человек. Но они как увидели нас — сразу все поняли. Даже лезть к нам не стали — бесполезно, расступились боязливо и все. А Крейзи с десяток своих бойцов с ними оставил, дабы в милицию не обратились. А мы все к Алексею Филипповичу заглянули.
— Ну а он-то что? Испугался, небось?
— Не то слово. Сначала разорался, кто в его кабинет без стука зайти посмел, а затем нас увидел — и притих. Я не сдержался. Подбежал к этому ублюдку, да в рыло от души заехал. Со всего размаха! Он через свой стол и перелетел.
— Ну ты даешь!
— Да я даже по трезвой башке ему бы двинул. А тут пьяный — мне и море по колено. А затем Крейзи к нему побежал
— Ага! Так я и поверил в его искренность. Небось дождался, когда ребята уйдут, да еще больше зверствовать начал.
— Ну уж нет! Ты дальше слушай. В общем, всего он Крейзи наобещал: и порядки былые восстановить, и библиотеку, и о всяких направлениях к врачам забыть начисто. В общем — все, чего мы и добивались.
— Так я ж говорю! С главным врачом все эти штучки бесполезны. Он согласится со всем, чтоб его в покое оставили, а потом опять за свое возьмется. Так уже было. Помнишь?
— Дай до конца все рассказать. Что ж ты встреваешь все время?
— Ладно, извини. Говори.
— Ну так вот. Крейзи ему пощечин несколько дал, чтоб в чувство привести, и как заорет: «Говори, сволота, свои полные ФИО». А когда он их назвал, Крейзи мобильник достал да номер чей-то набрал. А потом и говорит в трубку: «Саня, данные мне кое-какие пробить надо, скажи-ка, где перец с такими инициалами проживает»? А закончив разговор, наклоняется к Филиппычу нашему и в самое ушко его домашний адрес называет. Тот еще больше затрясся. «Родных, — говорит, только не трогайте». А тот ему: «Да на хрен они мне сдались? Я ж не такая падла, как ты. Это я тебе для того сказал, чтоб ты, сволота, не думал мне мозги полоскать. Все мне о тебе известно, и если кинуть меня вздумаешь — из-под земли достанем».
— Ничего ж себе! Это кому он, интересно, звонил?
— А другу своему. Тот то ли хакер, то ли еще кто. В общем, спец по таким вещам. У него базы какие-то компьютерные на всех людей Москвы имеются.
— До чего дошел прогресс!
— Это точно. Ну ты дальше слушай. В общем, Филлипыч наш совсем сломался — хнычет, как баба. «Отпустите, — говорит. — Клянусь, все сделаю, как вы скажите». Тут я опять к нему подхожу и требую, чтоб он Софью нашу обратно вернул. А тот как начнет скулить и в ногах моих ползать. «Не могу, — говорит. — Для этого согласие ее родственников нужно». Крейзи как ему даст по уху и снова кричит: «Согласие мы обеспечим. Ты сделай по своей линии все, как положено». Ну, тот снова кивает своей башкой, да слезы льет. Все, мол, сделаю. А Крейзи к нему вновь наклоняется и шепчет: «И запомни, за этими людьми я стою. И если ты, выродок, хоть пальцем их тронешь, хоть раз не так на кого-нибудь из них посмотришь, я тебя завалю, и труп твой свиньям на корм отдам».
— А он смельчак, этот Крейзи. Не думал…
— Да я сам не думал. Но это еще что! Видел бы ты, как Софьин зять перед ним ползал. И жена его вся присмирела, как шелковая ходила. Оба обещали клятвенно, что немедленно Софушку нашу из дома для престарелых заберут да хранить ее будут, как зеницу ока. Каждую пылинку сдувать!
— Ну и как оно дальше-то повернулось? Вернули Софушку, аль наврали все?
— Вернули! Прямо на следующий день! Филиппыч постарался — через своих каких-то знакомых все провернул, чтоб формальности все уладить скорее. Крейзи за ней на машине приехал, да меня с собой взял. Ох, и обрадовалась она. Плачет — не понимает ничего. А потом, когда чуток отошла, пирожков своих фирменных испекла. Причем не только на нас с Крейзи, но и на всю ораву фанатов. А ребятки — то, как угощения ее отведали, так зауважали еще похлеще, чем меня. Всю ее заобнимали, зацеловали. А Софьюшка — простая душа — настоящими комсомольцами их назвала и почаще заходить попросила. Она ж даже не знала, кем они нам с Крейзи приходятся. Мы ей сказали, что, мол, просто люди хорошие, этого и достаточно было. Все-таки она баба мировая!