Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3.
Шрифт:
Снова пошли вперед, с 1 по 7 ноября 1944 года брали поляну за поляной, опушку за опушкой, деревню за деревней. И надо же было такому случиться — именно в день великого праздника очередная рана — уже девятая по счету.
Коцюруба знал, что боевые товарищи отомстят и за него, и за его погибших товарищей. Но если была девятая рана у этого солдата, значит, быть и десятой — на роду было написано у Владимира Коцюрубы.
А случилось это так. Попал солдат в госпиталь 2720. Как всегда, подлечили, поставили на ноги. Провожая в дорогу, медсестра пожелала ему доброго пути и здоровья.
— Желаю
Улыбнулся гвардеец, ничего не ответил на такое пожелание.
— Проситесь в тыловую часть, — продолжала сестра, — после десяти ранений вы имеете на это право. Пройдете комиссию.
— В тыл? А другие за меня войну будут кончать? Нет уж, не согласен. Не согласен в сторонке от победы оставаться. Не беспокойся, сестрица, пули да осколки меня знают. И если заденут, то краешком, осторожно… Я даже сны вижу, что буду живым. И слово заветное знаю.
— Какое?
— Вперед!
И пошел Коцюруба снова вперед, к последнему, одиннадцатому своему ранению.
А в это время произошли два события.
Вернулся солдат 12 февраля 1945 года в свою часть. А тут пошли слухи, чтоб Коцюрубу задержать. В чем дело? Пришел капитан (новый) и спрашивает (а нас было двое):
— Кто из вас Коцюруба?
— Я, товарищ капитан.
— Пойдемте со мной в штаб батальона.
Пошли, а там все начальство новое. Стали меня выспрашивать, откуда пришел, когда был ранен, посмотрели документы. Потом вызвали старых, кто остался в части, командиров. А те, как увидели солдата, — так и ахнули.
— Откуда ты взялся, с того света, что ли? Мы думали, ты уже с богом ведешь переговоры. После того ранения. Даже похоронку жене послали. И вдруг слышим — Коцюруба объявился. Не может этого быть — он же погиб! Может, это шпион с твоими документами…
Вот такой веселый состоялся разговор. Ну, конечно, все обошлось по-хорошему, рады были все, что жив Коцюруба — молодец молодцом. В счастливой рубашке родился солдат, русский-украинец.
А в это время в далекой от Прибалтики Чите произошел другой, но печальный разговор.
Анну Семеновну вызвали в военкомат. Сердце ее сжалось при этом известии. Ведь давно уже нет писем с фронта от мужа. С тревожным чувством вошла в это военное учреждение.
— Я жена гвардии ефрейтора Коцюрубы, — сказала молодому капитану. Тот молча порылся в делах, достал небольшую бумажку. Быстро пробежала Анна Семеновна этот роковой документ и словно громом ее ударило: «…Ваш муж пал смертью храбрых…»
— Нет… Нет… Не верю, — рыдала Анна Семеновна, — живой он, живой… не верю…
Чувство не обмануло: через несколько месяцев пришло письмо. Владимир писал жене о том, что был ранен в десятый раз и лежит в госпитале 2720. В конверт была вложена вырезка из красноармейской газеты, в которой говорилось о подвигах гвардейца. На полях заметки рукой Владимира сделаны приписки: «Читай, Аня, и знакомым передай… Пусть знают, как я защищаю Родину от фашистов…»
Из автобиографии Владимира Коцюрубы
Недолго стояла наша часть на отдыхе. Старая гвардия ушла на переформировку,
А потом долгожданная пора — отправился домой. И 7 ноября 1945 года годовщину Октября отметил вместе с женой дома, в Чите.
Вот и вся моя боевая жизнь. Я прошел войну по кровавым дорогам разбитой, истоптанной нашей земли. Я, Коцюруба — воин и защитник моей страны, готов, насколько хватит сил и дыхания, всегда защищать свою Родину и мой народ.
Я прошел свой путь от Сталинграда, Ржева, был под Оршей, Харьковом, Ленинградом и в Прибалтике. Враг хотел сделать нам русскую баню на Волге, не вышло. А в Прибалтике они догадались и сдались, побоялись морской балтийской воды, чтоб не захлебнуться.
Из журналистского блокнота
Ранним утром поезд остановился у знакомого читинского вокзала. Коцюруба закинул за плечо вещевой мешок, постоял немного, посмотрел вокруг и направился на знакомую родную улицу. Вот и маленький домик, калитка. Привычным движением он толкнул дверь в сенцы. Сердце учащенно билось. В его комнате стоял легкий шум.
«Уже встала, хлопочет моя Аннушка», — подумал Коцюруба, переступая порог.
Анна Семеновна ахнула от удивления и бросилась на шею мужа.
— Знала я, — сквозь слезы говорила она, — знала, что живой ты, хотя два раза в военкомат вызывали, утешали, успокаивали… Боже мой, да что это я… раздевайся.
И Владимир начал стаскивать с себя солдатскую, видавшую виды шинель.
— Батюшки! — воскликнула Анна Семеновна, разглядывая боевые награды у мужа. — Что это у тебя такое?
А на его груди рядом с орденом Красного Знамени была прикреплена медаль «За боевые заслуги». Искореженная в одном бою осколком снаряда, эта медаль держалась на булавке. Она защитила в тот памятный день сердце Владимира Коцюрубы. На правой стороне гимнастерки рядом с гвардейским значком красовалась колонка одиннадцати алых и золотых нашивок — свидетельство ранений на поле боя.
Анна Семеновна долго разглядывала боевые награды и наконец промолвила:
— Вот я сейчас тебе еще одну награду преподнесу.
И она начала перебирать свои вещи, достала белую плоскую коробочку. Торжественно вынула из нее сверкающий золотом и алой эмалью орден Отечественной войны и вручила его мужу.
— Вот, Володя, носи заслуженную боевую награду.
Владимир Коцюруба, бывалый солдат, был очень растроган.
Он обнял жену, поцеловал ее и тихо, волнуясь, сказал:
— Спасибо, родная, спасибо. Редко кому доводилось принимать награду из рук жены. У этого ордена своя большая история. Это история десятой нашивки.