Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3.
Шрифт:
Так вот вела учебный процесс эта необычная «полевая академия». Сталинградская гвардия раскрывала свои возможности, делилась бесценным опытом. Утверждала в мысли, какая же плеяда действительно надежных бойцов выращена в гвардейских частях. О каждом хоть сейчас садись и пиши повесть. На других точках мы видели «академика» связи — средних лет усача Михаила Щеглова, перемотавшего столько «ниток», что ими наверное, можно опоясать земной экватор. Внимательно слушали лихого, жизнерадостного разведчика в заломленной на затылок кубанке Александра Голчанского: на его счету свыше трех десятков «языков» и десятки ночных поисков. А вот сажень в плечах, настоящий атлант Пуненко — санинструктор, вынесший с поля боя и спасший жизни многим раненым, отмеченный всеми тремя степенями ордена Славы. Кряжистый
Слушаешь ребяток и искренне восхищаешься их душевной красотой, скромностью, высоким сознанием своего долга, пониманием того, что всю эту проклятую работку никто за тебя не сделает, что ты сам являешься кузнецом и общего, и личного успеха. Они готовы как-то по-своему, с юморком объяснить все, когда речь заходит о самых тяжелых испытаниях, которых в их боевой жизни хватало выше головы. Чувствовалось, что заданный командармом тон-мажор был гвардейцами «усечен» и стал своего рода инструментом передачи того боевого настроя, что постоянно присутствовал в душах сталинградцев. Ведь не случайно командарм в качестве первейшей задачи по «боевой настройке сердец» поставил — вдохнуть в пополнение несгибаемый гвардейский дух, дух Сталинграда. Сказать просто о простом.
И еще… Удивительная сопричастность ко всему, что было пережито армией, дивизией, полком, ротой, и к тому, что предстоит свершить завтра. Вот эта нацеленность на конкретное завтрашнее дело была еще одной особенностью гвардейских посиделок.
Пока Николай Красюков с Василием Пушкаревым «просвещали» саперно-пехотную группу завтрашних штурмовиков, Иннокентий Шиверский, набивший руку на огневых поединках с вражескими танками, раскрывал свои секреты выживания, не прячась при этом за спиной других и смело принимая перчатку, брошенную тебе противником. На груди его пока что рядом с другими наградами — один орден солдатской Славы, вот-вот получит второй, представление уже послано. И по заслугам: на боевом счету гвардейца-наводчика значится 19 сожженных и подбитых танков. Вдумаемся на минутку в эту цифру. Не у каждого орудийного расчета такая внушительная визитная карточка. Верно, четыре орудия были разбиты, а наводчик оставался жив. Шарада? Никакой шарады. Все члены расчета при обстреле как-то могут схорониться в укрытии, а тут появляются танки. Наводчика от панорамы не оторвешь, он на боевом посту. Его дело упредить танк в открытии огня. Упредил — победил: таков принцип. А вот когда танк лупит по тебе — ты, не медля ни секунды, — в «колодец». Так Кеша назвал окопчик, который отрывал непосредственно у своего рабочего места. Этот «колодец», не предусмотренный никакими уставами и наставлениями, не раз спасал ему жизнь.
Мы подошли к орудию, около которого возился Кеша. Он заканчивал рытье «фирменного укрытия». Потом продемонстрирует во всех деталях свои действия в огневом поединке с танком. Небольшого росточка, крепенький, верткий, он и впрямь, как заправский виртуоз, действовал, ведя в одиночку «немую стрельбу». Ведь все решали какие-то доли секунды.
И тяга, неукротимая тяга к боевому братству. Во времена сегодняшнего вселенского раздрая, когда каждый норовит выказать свою полную независимость и суверенность, просто не верится, что было же вот такое фронтовое товарищество, когда, взявшись за руки, воины всех родов оружия ломили жестокую войну и всем миром сломили, доконали ее! Не знаю, но для меня не было ничего чище и светлее, бескорыстнее фронтовой дружбы. Она была самой сутью нашего бытия на огненной черте. Была цементом, скрепляющим любой воинский коллектив.
Вместе. Всем миром…
В нашем конкретном случае, когда перед шумиловским войском встала мощная преграда, только совместными усилиями, единым порывом, нацеленным ударом штурмующих можно было пробить железобетонный массив Тыргу-Фрумосского укрепленного района…
В конце июня в 81-ю дивизию инкогнито прибыла группа высших чинов из командования 2-го Украинского фронта и 7-й гвардейской армии во главе с их командующими. Среди прибывших было немало офицеров и генералов инженерных войск и артиллерии. Примечательно, что высший комсостав был в темных комбинезонах — без погон и регалий. Цель поездки:
После краткого знакомства с командованием дивизии генерал Р. Я. Малиновский попросил Шумилова провести его на НП и показать укрепленный район перед фронтом дивизии. Через стереотрубу он внимательно рассматривал расположенные в шахматном порядке доты, похожие на круглые копны сена. Интересовался заграждениями и системой огня. Командарм давал пояснения. Их суть: тактическая зона УРа состоит из двух полос. Глубина полос 8-15 километров. За ними, примерно в 20 километрах, на горном хребте Маре, простиралась третья полоса. Румыны эту позицию называли «Троян», имея в виду ее неприступность. На каждый километр — семь дотов плюс минные поля, противотанковые рвы, проволочные заграждения… Огневая система — каждый дот перекрыт огнем справа и слева. Словом, орешек крепкий, заключил командарм.
— Ну, что ж, а разгрызать его придется Вам, Михаил Степанович, — сказал Малиновский. — Так что оттачивайте зубки. А сейчас проверим, как к этому готов ваш «бог войны».
Командующий фронтом приказал дивизиону РГК открыть огонь прямой наводкой по правому и левому дотам. Через считанные минуты два орудия, каждое тремя снарядами «раздели» два дота, подняв вихри серого бетона. Действиями артиллеристов генерал остался доволен и тут же дал указания, как подготовить карты для управления частями в бою, как спланировать огонь по целям, а остальное — обстановка покажет. И предупредил:
— Главное, чтобы каждый солдат понимал свой маневр, точно знал, что и как надо делать. Было бы хорошо потренировать их в составе штурмовых групп. Вспомните Сталинград. Впереди немало городов-крепостей, брать их придется с не меньшими усилиями, чем вот этот Тыргу-Фрумос.
Именно этим делом и занимались наши «братцы-сталинградцы» в тесном содружестве со специалистами-фортификаторами. В тыловых районах дивизий, коим предстоял штурм укрепленных полос, были воспроизведены модели характерных участков со всеми заграждениями. Отсюда и действия, как на учебном поле — по испытанному методу: рассказ — показ — тренировка. Моя троица вкупе демонстрировала в строгой последовательности все элементы блокировки и уничтожения долговременной огневой точки. Все наглядно, каждый прием выполнялся мастерски. Это же проделывалось и на других учебных точках всем составом гвардейской команды.
…Тем временем передовая жила своей обычной жизнью. Сложившийся режим сторонами строго соблюдался. Противник после оттока наших сил (в открытую ушла 5-я танковая армия Ротмистрова, а часть артиллерии сдвинулась к участку будущего главного прорыва) уверовал, что в ближайшие месяцы активности со стороны советских войск не предвидится. Вел себя тихо и смирно. Постреливали и наши, и румыны. Вели ночные поиски, а в августе, за несколько дней до «Ч» (часа атаки) — предпринимались и разведки боем. Были и курьезы: кое-где наши и румыны обменивались табачком, что, однако, вызывало негативную реакцию у командиров и еще более — у политсостава. Не хватало еще братания! Да, затянувшаяся пауза оборачивалась и таким вот макаром. Но Малиновский в тот свой визит специально предупредил комсостав:
— Смотрите в оба, а то королевские гвардейцы могут вам за все отомстить.
Уж очень им не нравилось присутствие советской гвардии на румынской земле.
Это все «видимости» камуфляжного плана. А на самом деле по ночам к переднему краю стягивались солидные силы и средства, необходимые для прорыва укрепленных полос и действий в горно-лесистой местности. Для подрыва дотов готовилась взрывчатка, удлиненные заряды. Приводилась в полную боеготовность мат-часть. До упора шли учения, солдатские собрания — все, что сообщало деловой настрой и поднимало в людях наступательную ярость. Главный «сабантуй» неумолимо приближался.