Живая память
Шрифт:
Гвардии сержант Кучерявов Иван.
Красноармеец Поляков Петр...»
И вдруг Павел вспомнил переданные женой слова немецкого офицера: «Мы будем уничтожайт каждый руссиш род…»
Павел вытер глаза. Подожди, подожди... Каждый русский род? Это значит, всю его семью? Это — чтобы кончился потомственный русский род шахтеров Захаровых, чтобы кончился род Свиридовых, Лапиных, Безменовых?! Каждый русский род! Павел заскрипел зубами. Род Захаровых! Но его род стоит на русской земле много десятилетий, крепко, корнями своими уходит глубоко в Смоленские леса, в которых в Отечественную
С той поры, от той Отечественной войны и идет род Захаровых, а истоки его уходят еще дальше. И этот род немцы хотят истребить?
Павел вспомнил своего отца, который пришел с войны 1914—1918 годов с двумя «Георгиями» и, показывая их сыну, говорил:
— Солдатский крест — высокая награда. Германец— хитрая вражина, его победить — не раз плюнуть. Но против русского он не устоит: ряшка у него здорова, глаза здоровы, пузо здорово, а кишка тонка. Из-за той кишки немец против русского что медный болван против человека: звону много, грому тово больше, а стойкость сомнительная...
Все это было давно. Теперь он сам в солдатской шинели, и на гимнастерке у него солдатская медаль «За отвагу». Был он десять лет отцом семейства, и вот нет у него детей. Все лежит под землей: его кровь, его сердце, его думы, его счастье — все лежит, убитое врагами. И только два чувства сохранились, жгли каленым железом его душу — ненависть и жажда мести.
Павел уже не плакал. Надев ушанку, он шел от братской могилы мимо искалеченных, побитых домов. Его дом уцелел. Павел толкнул дверь. Отец, жена, брат смотрели на него выжидающе, молчали.
Он сел к столу, снял ушанку, провел ладонью по стриженой голове. Потом поднял воспаленные от слез и бессонницы глаза, спросил жену:
— Так ты говоришь, что он сказал: «Будем уничтожать каждый русский род»? Та-а-ак! — Павел вышел из-за стола и посмотрел на родных. — Как же мы теперь будем жить? Неужели наш шахтерский род Захаровых должен погибнуть?
Отец поднялся с лавки. Он был стар, шестьдесят пять лет уже ходил по земле.
— Паша, сын, я ухожу из дома...
— Куда, отец?
— Я сговорился... В солдаты не берут, в дорожники сгодился. Я не могу в хате сидеть, когда на земле такое творится, я — Захаров.
Павел посмотрел на брата.
— И я ухожу, Паша... Меня берут в минометчики. Я сумею, ты не бойся.
— А я и не боюсь. Спасибо, брат. — Павел обернулся к жене. — Перемучайся, Женя, перекричи, переплачь. Одна останешься дома, одна из всей семьи.
Жена отрицательно покачала головой.
— Нет, Паша, я не останусь... Тяжко. Не смогу я ходить спокойно по земле — подошвы горят. Воду пить не могу — горькой она мне кажется; на небо взглянуть не могу — черные тучи вижу, гром слышу. Уйду я с тобой. Попроси командира, объясни, не откажет он...
Так они сидели в осиротевшем доме до утра, четыре взрослых человека, и вспоминали трех малых детей и старуху мать. И не плакали взрослые люди, потому что война иссушила слезы.
А утром ушел Павел Захаров к командиру
Еще раз Захаровы собрались в своем доме. Обменялись адресами. И у всех это были полевые почты. Перед прощанием сказал старый Иван Захаров:
— Уходим мы сейчас на войну всем семейством, всем нашим родом честным шахтерским. Павел Захаров уже воевал, медаль своею кровью заработал. Андрей, ничего что кривой, тоже не посрамит семейство, и ничто ни в поселке, ни на улице, ни на всей шахте не скажет, что Захаровы сплошали, что простили немцам кровь своих детей, кровь русских людей. Никто не скажет этого, потому что все семейство воюет с немцами.
— Не одни Захаровы, отец, — сказал Павел и назвал много шахтерских фамилий из поселка, что ушли на войну целыми семьями. Были здесь семьи и Василия Шибанкова, и Филиппа Рудкина, и Дмитрия Пескова, и Владимира Грецкова, и многих других.
— Не мы первые, не мы последние, — сказал Иван Захаров.
Затем все присели и помолчали — перед прощанием, перед разлукой, как по старому русскому обычаю принято.
Первым ушел Павел Захаров с женой, потом Андрей пожал отцу руку, обнял его и поцеловал. Иван Захаров стоял у калитки, а когда все скрылись, взял заготовленные доски, гвозди, молоток и забил крест-накрест окна и двери. Потом перекрестил порог и снял шапку. Кинув за плечо старый выцветший вещевой мешок, он пошел вдоль улицы, кланяясь окликавшим его женам и матерям шахтеров...
***
Не часто Павел Захаров и жена его Евгения Захарова получают письма от отца и брата. Видимо, далеко разбросала их война, за много сотен километров друг от друга находятся их полевые почты. Но как бы ни были редки эти весточки, каждая приносит радость измученной душе Павла. Андрей воюет хорошо. Он пишет: «Род Захаровых и на нашем фронте в чести, в почете. Миномет мой бьет без промаха...»
Малоразборчивым почерком отец сообщает о том, что дороги, которые он строит сообща с другими дорожными мастерами, вызывают одобрение шоферов и начальства. Отец все надеется увидеть на дороге в часы наступления своих сыновей Павла и Андрея, — пусть сами одобрят работу старика Захарова.
Не так часто Павел видится с женой. Она стала снайпером. Двенадцать немцев уже на ее счету. «Это мало, это еще очень мало», — говорит она.
Павел стал разведчиком. Много раз побывал он в тылу у немцев. Сам убил до трех десятков врагов. А сколько уничтожено после его разведок артиллерией? Разве точно сосчитаешь?
Все это родовой счет мести семьи Захаровых. За своих детей. За свою мать. За свою землю.
Нет, не уничтожить фашистам русской семьи Захаровых. Издалека ведет она свое начало. Всем семейством, всем родом встали они на защиту родины. И каждая воинская победа Павла, Андрея, Евгении Захаровых, каждый трудовой подвиг их отца Ивана Захарова — это честь их русского рода.
Солнце мертвых
Фантастика:
ужасы и мистика
рейтинг книги
Возвышение Меркурия. Книга 2
2. Меркурий
Фантастика:
фэнтези
рейтинг книги
Поцелуй Валькирии - 3. Раскрытие Тайн
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
эро литература
рейтинг книги
