Живая вода времени (сборник)
Шрифт:
– Митя, тебя к телефону!
– Дмитрий Борисович! Доброе утро!
– Доброе, доброе, – он удивился своему осипшему голосу – сырость!
– Да, нет, это телепрограмма «Доброе утро». Вы помните, что сегодня тридцать лет вашему первому фильму?
– Я и фильм не помню, – вяло огрызнулся Дмитрий. Его неприятно кольнула цифра – 30 лет!
– Мы уже выслали за вами машину. И обратно привезем. Три минуты выбили! На всю СНГовию!
– Жду.
Пожалуй, сегодня надо ехать на «десятке». Подъезд на дачу опять разбили осенние дожди и долбодуи.
– Кто это был?
– Да какой-то придурок с утра не похмелился,
– Во сволочь! А мне сказал, что с телевидения!
Ехать пришлось на спортивной «Тоете». Из «десятки» местные умельцы слили за ночь весь бензин. Ну да ничего, проскочит, двести пятьдесят лошадей, как никак! Ему нравилась его новая упряжка, еще больше нравилось укрощать ее мощный строптивый норов, чувствовать покорность и в стремительном беге и в резком торможении.
Гудящая вонючая «пробка» в центре помогла доучить примитивный текст. Очередная плоская роль в очередном сериале! Сколько их уже было – этих киношных ролей?! А вспомнишь от силы десяток-полтора! Хорошо хоть театр есть. Если бы не деньги. Если бы самому… Да разве в этой суете! Поймаешь ли тут СЛОВО?! Если бы только дня на три на любимый диван, да любимую книжку полистать. Вот где слово! Верное СЛОВО! Вот, что снимать надо! Да там за каждым СЛОВОМ – ВЕЧНОСТЬ!
Только кому сейчас нужна классика? Кого интересует ВЕЧНОСТЬ?! Их, новых хозяев, жизнь так коротка, что, наворовав миллионы, они еще хотят успеть их потратить. Да и остальные в своей изматывающей борьбе за выживание вряд ли расслышат СЛОВО, как не кричи им.
Где-то в машине заверещал мобильник. Дмитрий с трудом извлек его из-под сидения.
– Дмитрий Борисович!
– Он самый.
– Это из Госдумы вас. Заместитель председателя правой фракции. Ну, вы знаете, мы, либералы – все патриоты.
– Не понял?!
– Ну, в смысле, мы за Россию, за Матушку.
– А-а-а, в этом смысле. По матери.
– Что вы говорите?
– Да нет, это что вы говорите?
– Мы все любим ваши фильмы. Вот только что в новостях вас ждали. Они показали фрагмент вашего первого фильма. Грандиозно! Потрясающе! Монументальная роль! Памятник русскому человеку! И мы сразу подумали, вот кого не хватает нам в нашей нелегкой предвыборной борьбе.
– Кого? Памятников?!
– Да бросьте шутить! Предлагаем вам прекрасную поездку по стране. Представляете, целый месяц шикарные гостиницы, вкуснейшие обеды, аплодисменты публики, покровительство богатых и влиятельных людей. И, наконец, деньги, большие деньги. Ну, к примеру, тысяч десять!
– А тридцать? У меня съемочный день – тысяча зеленых.
– Ну, значит тридцать. Я только уточню и перезвоню вам. Всего хорошего.
Во дают! Видно совсем хреновы дела у ребят, если уж о России вспомнили. Припекло! Хвала Господу, теперь не позвонят. За такие деньги, что запросил, они родную бабушку поджарят!
Он любил Академию. Глаза студентов еще не потухли под тяжестью безденежья и бытовой неустроенности, которая будет сопровождать большинство из тех, кто решится остаться в актерстве. Конкуренции выдержат не все. Девчонки в основном выйдут замуж. Пацанам – тут как повезет – какой театр, какой режиссер, какая роль. И вовремя в кино мелькнуть, чтоб привыкли. Привыкнут, будут приглашать еще.
А вот у этого, плохо выбритого длинного взлохмаченного студента, у него уже особый взгляд, и слух
Хорошо, что не он шикнул на студента. Не его грех. А парень, что надо, стержневой. Если не сопьется, толк будет.
Обжигающий вкус коньяка приятно согрел. С некоторых пор Дмитрий перестал любить горечь водки. Усталость после занятий со студентами и раздрызганной репетиции постепенно отступала. Ему бы, конечно, хотелось уединенно прогуляться по бульвару у прудов, но и там не скроешься от поклонников.
Он блаженно прикрывает веки и слушает очередную болтовню двух вечных соратников – земляков-астраханцев. Они раздражают и радуют его одновременно – этот кричащий «вечный драматург», так и не написавший ни одного сценария и такой же «вечный продюсер», не снявший ни одного фильма. Отхлебывая водку, они с каждой минутой загораются новым сюжетом, и начинают до хрипоты спорить, будто уже находятся с ним на съемочной площадке. Они веселят его, а заодно помогают скоротать время до спектакля.
– Классику надо снимать в дымке! – кричит сценарист. – В предрассветном тумане. В этом весь цимус! Представляешь, дома, церкви, все висит над золочеными облаками. Сказка!
– Сказочник ты хренов, – пока спокойно возражает продюсер. – Кого ты хочешь удивить своими висящими домами?! Если уж они вознеслись, то на мгновение, а потом бац, и в щепки! Во! А на развалинах внизу остается лишь кровать, на которой продолжают заниматься сексом двое мужиков.
– Причем здесь тогда Лесков? – вставляет Дмитрий.
– Да, причем здесь Лесков?! – вопит сценарист. – Вы всю классику залили кровью и на ее руинах занимаетесь любовью!
– Ну, опять приходится объяснять прописные истины. Кровь и секс – это деньги. А без них, как известно, мы не снимем картину.
– Но мы собрались снимать Лескова, – вынужден напоминать Дмитрий.
– Вот именно. Хоть ты меня понимаешь, – вздыхает сценарист. – Все! Завтра. Нет, послезавтра, принесу первых два действия. Ты режиссер, тебе и решать. Это надо снимать в Иерусалиме, на Святой Земле.
– Можно снять хороший триллер и на старом подмосковном погосте. Вот там сцена хороша! Помните? Что-то такое…, мертвецы из могил встают, скелет по кладбищу бегает. Сказка! Вот вам и спонсоры и касса!
– А сцену купания красного коня?! Это точно должна быть Иордань в предрассветной дымке.
– А какой может быть секс, если там одни мужские персонажи? Только мужик с мужиком. Это схватят!
– Ладно, мне пора на спектакль. Короче, пишите, пишите, и пишите скорее, а то только слова одни, – Дмитрий делано хмурит брови, чтобы привлечь рассеянное внимание приятелей.
– Хорошо. Послезавтра сможешь? Все, послезавтра обсудим первые два действия. Пока! Любезный! Еще два по сто!
Театр для Дмитрия начинается не с вешалки, а с вахтерши тети Шуры. На короткое «Здрасте!» она всегда торжественно останавливает его и вручает корреспонденцию. Если таковой не имеется, то какую-нибудь старую газету. Как только он забегает на первые три ступеньки, начинается доклад тети Шуры. Причем это происходит всегда так неожиданно, что его нога каждый раз неловко повисает в воздухе. Да, тетя Шура мастерица держать паузу!