Живая вода времени (сборник)
Шрифт:
Татьяна бросилась к телефону, набрала первый пришедший на ум номер.
– Алло! Алло!
– Да-а-а, слушаю, – раздался на другом конце раздраженный сонный голос.
– Алло! Маша, это ты?
– А кто же еще?! Танюха? Ты уже вернулась? Который час?
– Кажется, десять.
– Десять! Я всегда знала, что тебе будет приятно, если у меня прибавится пара морщин. Скажи, ты сошла с ума или влюбилась? Мы вчера писали фонограмму в ночную, и я только в шесть легла.
– Маша, у меня.
– Я все знаю.
– Знаешь?!
– Да, у тебя южный роман, и ты не знаешь, как теперь жить. Я тебя научу, если позвонишь часа через
Татьяна вздохнула, но не спорила:
– Хорошо.
– Ну, вот и умница! Целую, звони.
Она вяло опустила трубку и вдруг бросилась к дверям. Сейчас в любимом подъезде ей показалось душно и пыльно. Неприятно резанули взгляд давно немытые мутные окна. Татьяна настойчиво заколотила в соседнюю дверь. Там жил Толик, что-то вроде детской дворовой дружбы. Простой сердечный парень, холостяк, всегда находил для нее какие-то добрые слова, обычные, но бравшие за душу своей теплотой, а может, чем-то иным. Но где же ты, Толик? Дверь не открывалась, а Татьяна еще долго стучала и нажимала кнопку звонка. Опять нахлынули слезы, и она зарыдала в голос.
Она не помнила, как оказалась в своем кресле, как заснула. Наверное, эти минуты забытья прибавили ей сил. Постепенно приходило какое-то болезненное спокойствие, а с ним и ясность мысли. Тренированные нервы артистки, воля, закаленная в профессиональных поражениях, которых было еще больше, чем побед, возвращали сознание.
Ну, нет! У нее дом, сын, в конце концов – работа, ставшая жизнью. Главное сейчас – не вешать нос. Так уже было когда-то в прошлом.
На заснеженном шоссе машину неожиданно бросило юзом влево, на встречную полосу. Прямо на маленький «жигуленок» надвигалась громада «Икаруса». Она испугалась, очень испугалась. Мгновенно прыснули слезы. В них было все – и злость на машину, и жалость к себе. Вот тут сработали нервы, сработала воля и, уже опережая сознание, руки спасительно выруливали влево, возвращая машину. Еще бы мгновение – и все! Да, но тогда было страшнее!
Решительным движением она вытолкнула себя из кресла, брезгливо, двумя пальцами подняла халат с пола и отправилась в ванную.
Пока Татьяна принимала прохладный душ, халат кипятился в тазу на кухне.
Теперь главное – полностью успокоиться. А чтобы успокоиться, нужно что-то делать. Нет, прежде поесть.
На кухню вошла, казалось, уже спокойная, будто вышла на сцену. Открыла холодильник и, словно обожглась, отдернула руку. «Все это не мое! Это она покупала, а может, он для нее! Тогда прочь, все прочь!» С яростью Татьяна принялась опустошать холодильник, отправляя в мусоропровод свертки, кульки, пакеты и банки.
– Все прочь! Все! – повторяла каждую секунду. – Так. Теперь пылесос.
Она везде открыла окна, дверь на балкон, и принялась тщательно пылесосить полы и мебель.
– Чтобы и духу их не было, – объясняла себе каждый свой поступок. Собирала белье в прачечную, покрывало – в химчистку.
Наконец она устала. Вернее, почувствовала это, когда увидела свое лицо в зеркале. Заинтересованно приблизилась. Присела на пуф и вгляделась в отражение. Может быть, здесь иначе падал свет, а может, просто от зазолотившегося густого южного загара в залитом солнцем углу спальни, но в первое мгновение она не узнала этого лица. Чужое, слегка похудевшее, обрамленное выгоревшей копной густых волос, еще молодое, с редкой россыпью веснушек на розовом носу и оттого лукаво-озорное, в этот миг оно понравилось
Вспомнилось бледное, заспанное лицо юной подружки мужа, молодое, но уже обветренное, с тонкой сеткой мелких морщинок под глазами, с ярко обозначенными голубыми жилками у висков. А главное – помятое, припухшее со сна. Вот что нельзя показывать мужчинам! Это она знала, и как бы ни хотелось, всегда вставала на полчаса раньше мужа.
И все-таки он ушел к другой – не помог ни чудо-крем, ни ранние подъемы! Стоп! А если именно ушел к другой? Не от нее, с кем прожил почти двадцать лет, а просто к другой, к новой, к молодой. Ну что ж, тогда посмотрим, сколько девчонка сможет удержать его рядом. Примет ли Татьяна его потом, вот в чем вопрос?
Такой поворот мысли, казалось, даже развеселил Татьяну, и она уже, кокетничая перед зеркалом, примеряла наряды. Подбадривая себя – как-никак, а сегодня ее день рождения – надо будет отпраздновать на полную катушку!
Когда нашлось подходящее платье, очень скромное, с этакой скрытой изюминкой, которое только она и могла назвать «празднично-выходным» или «коктейльным», Татьяна даже запела. О, ужас! Она же сегодня еще не репетировала! Ноги чуть не подкосились от нахлынувшего страха и стыда. Впервые за много лет она изменила работе, главное, начисто забыла о ней. Еще мгновение, и бросилась в зал к фортепиано. Ее порыв на полпути остановил телефонный звонок.
– Алло?
– Салют! Танька, это ты? Удрала все-таки! Я не поверил, когда мне сказали, – забубнил в трубку директор их концертной группы. – Через два часа буду в Москве и еще выскажу свое мнение. А теперь слушай и не перебивай. Пусти в ванну воду, ибо твой любимый коллектив и многочисленные поклонники высылают тебе самолет роз. Это, конечно, не миллион, и не совсем алых, но хватит, чтобы заставить всю посуду в вашем счастливом гнездышке. Что ты молчишь?
– Сережа. Большое тебе спасибо.
– Вот. Но на спасибо сыт не будешь, а ты нас по ветру пустишь со своими девчачьими выходками. Я не буду напоминать тебе о возрасте, это не тактично.
– Но, Сережа.
– Не перебивай, я же просил. Так вот, коллектив тебя поздравляет с двойным праздником, кстати, и твоего бородача-старьевщика, чтоб ему вторую гробницу Тутанхамона отыскать. Все тебя крепко целуют, настолько, насколько разрешит муж, ну и всех благ. Да, главное, конечно, мы все отметим. Я устрою лучший трактир в столице после концерта.
– Какого концерта?! – удивленно переспросила Татьяна, вскинув увлажненные ресницы.
– Как? Я разве не сказал? Так тебя по стране и за рубежом уже две недели разыскивает твой старый поклонник. Ну этот, современный Моцарт. У него сегодня авторский. Так он не представляет его без твоего ангельского пения. Я сделал все, что мог, но сдался – ты в программе. В общем, в 18.30 я у тебя. Целую.
– Сережа, Сережа. – кричала Татьяна в трубку, но частые гудки возвестили о конце разговора. Вот тебе и день рождения, вот так всегда! Ну, какой сейчас концерт?! От нее муж ушел, а у них концерт!