Живая вода времени (сборник)
Шрифт:
И ветер, и снег, и резкое заметное понижение температуры настолько были необычными, будто Черноморское побережье было резко захвачено десантом севера, того же Туруханска. Ничто, никакие прогнозы ничего подобного не предсказывали. Снова хруст – повалилась береза. Резко, сверху вниз, протащились по стеклам ее ветви. Но стекла, видимо, были особой закалки, даже не треснули. Ветви счистили с окна снег, стали видны ряды облепленных снегом кипарисов, будто к даче подошли и заступили на охрану белые холодные воины. Дружно, по команде ветра поворачиваясь, они держали под наблюдением все стороны света.
Сколько продолжалась эта буря, этот ураган, эта феерия, не знаю. Было полное ощущение нашего бессилия перед
Лев Котюков
Тайна последней любви
Вновь ледяными ночами
Сердцу любовь обещаю,
И золотую Весну.
Вновь, как в безлунном начале,
С белой голубкой печали
В росах небесных тону.
В слово любви обращаюсь,
Сердцу любовь обещаю.
Сердце – голубкой в огне.
К старым стихам возвращаюсь,
Но навсегда не прощаюсь
С тем, что сгорело во мне.
Полнится слово молчаньем,
Полнит молчание слово.
В небе – серебряный дым.
Все, что казалось случайным,
Стало навек изначальным —
И до конца молодым.
Божье Молчанье – спасенье!
В Божьем Молчанье за Словом —
Тайна последней любви.
Вечно мое возвращенье!
Тайна любви – воскрешенье.
Черное Солнце в крови…
Влюбленный – не совсем человек.
И.Цейханович
Душа обращается в плоть.
Влюбленное сердце звереет.
Людей пожалеет Господь,
А нелюдей кто пожалеет?
Такие вот строки в бреду
Роятся в сознанье жестоко.
А где-то в закатном саду
Томится любовь одиноко.
Себя не жалеет любовь,
Не помнит, что вечность за нами.
И свет обращается в кровь,
И кровь обращается в пламя.
Я ринусь во тьму из огня,
Пусть сердце мое леденеет.
Авось, не жалея меня,
Любовь обо мне пожалеет.
Душа обращается в плоть.
Молчанье в садах опаленных.
Людей пожалеет Господь,
Но кто пожалеет влюбленных?..
Северным летом
Эта жизнь, как северное лето,
Как осколок льдинки в кулаке.
И уходит молодость до света
Лунною дорогой по реке.
А любовь у края белой ночи
Все молчит над берегом одна.
И напрасно кто-то там бормочет,
Что любовь без старости нужна.
И душа с мечтою молодою
Прозревает дальние века.
И нисходят с Севера грядою
В седине громовой облака.
И дорога лунная пропала,
Но не стоит плакать от того,
Что душе и молодости мало,
Что любви не надо ничего.
Не ведаю: где нынче быль и небыль.
Стою во тьме у замерших ракит.
Снежинкою с невидимого неба —
В огонь времен душа моя летит.
А время – в бесконечном невозможном,
И время до рождения – во мне.
Но жизнь-снежинка на ладони Божьей
Не тает в грозно-яростном огне.
«Поэт, как волк, напьется натощак…»
Николай Рубцов
Как
Грустней, чем водка без закуски.
Но все никак не излечусь
От этой глупости по-русски.
И тороплюсь свое сказать
В словах до пошлости красивых,
Что смерти в общем наплевать
На несчастливых и счастливых.
Упорно говорю не то!
И не могу остановиться,
Что, повторясь в других, никто
В самом себе не повторится.
Я, может быть, к себе суров,
А, может быть, тщеславен – вот как!
Но гнусен пафос ложных слов
Под водку в обществе погодков.
И не обманешь эту жизнь
В угаре самовосприятья…
Неверна сумрачная мысль,
Неверны братские объятья.
Пьют за меня, не видя дна,
Мои усталые погодки.
Но, Боже мой, о как грустна
Закуска на столе без водки.
Северная мелодия
Ртутным светом струится морская звезда.
Леденеет лицо, леденеет вода,
Но в тиши леденелой —
С нами – тайна любви! В тайне вечности мы!
Не нужны нам нездешние розы из тьмы
На земле ночью белой.
Кто припомнит названья погибших морей —
Там, где бездна ломала хребты кораблей
У последнего края?
Порождает молчанье во тьме глубина,
И земля черным розам навек не нужна,
Ни своя, ни чужая.
Где когда-то огонь поглотили снега —
Там сомкнулись погибших морей берега,
Зеркала, как сердца, раскололись.
К черным розам склоняется белая ночь,
И не в силах соблазна душа превозмочь,
И смещается Полюс.
И упорно преследует медленный сон:
В гулких тучах над морем гудит авион,
Удаляясь от суши.
И уносит безумцев в иные года,
Где Луной обратилась морская звезда,
Где любовь губит души.
Наваждение смертное сводит на нет
Из глубин мирозданья невидимый свет.
В душах – ангелов очи.
Не нужны нам нездешние розы из тьмы!
Для небесной любви Богом созданы мы
На Земле белой ночью.
Черным розам навеки Земля не нужна.
Порождает молчанье во тьме глубина
Белым, трепетным летом.
И бессмертье любви белой ночью во мне,
И струится морская звезда в глубине
Тихим северным светом.
Забываюсь в земной круговерти,
И безбожное время гублю.
И люблю эту жизнь, как бессмертье!
Но бессмертье, как смерть, не люблю.
Замирает на миг мое время,
Как роса на гитарной струне.
И пою по-над бездной со всеми,
И со смертью – бессмертье во мне.
Памяти незабытого поэта
Он не менял поэзию на жизнь.
Он в Слове жил, как вечности посланец.
Он повторял, угрюмо глядя в высь:
«В родной стране я, словно иностранец.»
О, как прекрасен на закате свет!
Но зримому и явному не верьте.
Он был поэтом. Умер как поэт.
Но стал вдруг человеком после смерти.
За пределом
Вспыхнул стог в темном поле, и душа на пределе, —
И не ведаешь воли, и не ведаешь цели.
Темен жребий Отчизны в торжестве круговерти,
И предчувствие жизни, как предчувствие смерти.
И душа вместе с телом на обрыве дыханья,
Будто все за пределом, за пределом сознанья.
За пределом незримым только воля Господня!
И летит стылым дымом в небо стог прошлогодний.
И предчувствие смерти, как предчувствие жизни, —
И в земной круговерти, и в небесной Отчизне.
Нет нигде человека без Божественной воли.
На околице века вспыхнул стог в темном поле.