Живем только раз

Серова Марина Сергеевна

Если же дежурит кто-то другой, то я что-нибудь придумаю по ходу дела. Мне не привыкать. Я же не только гениальный детектив, но и талантливая актриса.

Поправив волосы, осмотрев себя родную с ног до груди — выше без зеркала не получается, — я уверенно надавила на кнопку звонка.

Дверь открылась. Передо мной предстало юное существо в белом халате. Почти мальчик, на мой взгляд. Зевая и приглаживая взлохмаченную шевелюру, существо равнодушно взглянуло на меня:

— Что вы хотели, девушка?

Я, улыбаясь,

шагнула в дверь:

— Мне Петровича повидать надо.

Логика была проста. Если дежурит Петрович, то вряд ли юнец меня остановит. Он не остановил, а лишь пробормотал:

— А-а, — и закрыл за мной дверь.

Если вы, дорогой читатель, скажете, зачем эти лишние выкрутасы, то попробуйте сами пройти в судмедэкспертизу без специального пропуска, а я посмотрю, как у вас это получится.

Старикашка бродил по покойницкой с недопитой бутылкой «Анапы», разумеется, уже под хорошей мухой, и «мило беседовал» со своими клиентами. Петрович что-то бормотал себе под нос, остановившись около одного из столов:

— Какая лихоманка тебя туда понесла? Все спешат. Все торопятся. А оно вон как оборачивается.

Собеседник его, разумеется, молчал. Тут все молчат. Сколько хочешь можно упражняться в красноречии, и никто не возразит.

— Петрович, — тихонько, чтобы не напугать старика, позвала я. — Здравствуйте.

Он на мгновенье замер от неожиданности, потом медленно повернул голову:

— Здорово, коль не шутишь. А ты кто такая? Чего в такую рань пожаловала? — И он отхлебнул толику милого сердцу напитка.

— У меня к вам есть одно дело. Давайте пройдем в ординаторскую.

Как вы понимаете, дорогой читатель, беседовать в этом помещении мне ни капельки не хотелось. Я и так уже с трудом сдерживалась — тосты запросились наружу.

Старик, все еще бормоча, направился к двери:

— Ни свет ни заря. И покою никакого. От жисть пошла. Чего ж тебе надо-то, красавица? Я те вроде как и не припомню.

Мы вошли с ним в ординаторскую, и Петрович указал мне на стул, стоявший около стола:

— Садись вот тут, — и снова хлебнул.

Я села и сразу выставила принесенную бутылку, дабы настроить старика на хорошую волну:

— Это вам.

Дедок и удивился, и обрадовался одновременно:

— М-м! Чего это вдруг?

Я не стала долго ходить вокруг да около:

— А это плата за информацию.

— Какую? — старик сразу насторожился.

Я засмеялась:

— Что так напугались? Государственной тайны от вас все равно не узнать. Верно?

— Да мало ли. Я ж тебя не знаю.

— Знаете. Просто вы забыли. Мы с вами уже однажды беседовали.

И я назвалась журналисткой, пишущей статью о Губере, директоре, умершем от лучевой болезни.

Ведь частных детективов не больно жалуют.

— Мне вот почему-то кажется, что его смерть подстроена. Как вы думаете?

При этом я польстила старику на всю катушку, наговорила

массу комплиментов, которых он, естественно, и не заслуживал.

Петрович расплылся в улыбке и, изучая заветную емкость, многозначительно произнес:

— Я вот тоже так подумал. Михалыч говорил, что у него в желудке снотворное обнаружено. Не смертельная, правда, доза. Но было дело. Вопрос возникает. Какой, как думаешь? — старик многозначительно поднял вверх узловатый указательный палец.

— И какой же?

— Чего это он, выпив таблетки, спать не пошел? О! Зачем он пил их тогда?

— Действительно.

Я знала, что старик любил благодарного слушателя, и не мешала ему. Я уже убедилась, что те сведения, что он может мне выложить, обязательно пригодятся. Старик в общем-то неглупый. И, повидав на своем веку всякого, умеет делать правильные выводы.

Петрович достал из кармана смятую пачку «Астры», извлек из нее замусоленный «бычок» и, галантно поинтересовавшись, не возражаю ли я, закурил.

Я не возражала. С удовольствием и сама бы смольнула, но, боясь, что дедок переключится на тему порочности теперешней молодежи, не стала закуривать.

Он затянулся пару раз, проглотил остатки своего «коктейля» и продолжил разговор:

— Вот я и говорю: не болел тебе мужик, не горел. Никаких таких признаков лучевой болезни раньше у него не было, и тут на тебе — помер в одночасье. Как первый ликвидатор чернобыльской аварии. — Старик затушил «бычок», взял бутылку, принесенную мной, и начал над ней колдовать, пытаясь применить имеющиеся подручные средства для того, чтобы ее откупорить.

— Щас я, — он вышел на минутку и вернулся со складным ножом, где имелся штопор.

— Он по турпутевке куда-то ездил, а там у них какая-то экскурсия на атомную станцию была, — возразила я, наблюдая за его действиями. Дедуська наконец-то справился с поставленной задачей и опять причастился.

— По путевке-то он ездил, знамо дело. Токмо Михалыч (это потрошитель наш) сказал, что так облучиться — это только если около ядерного реактора заснуть мертвецким сном. А ты говоришь — турпутевка. Так-то вот, — старикашка прищелкнул языком, — у этого мужика все в полном комплекте — и лейкоцитарные провалы, и увеличения селезенки, и изменения в костном мозге.

Время приближалось к восьми, я решила, что пора двигать дальше. И, поблагодарив Петровича за милую беседу, вышла из здания. Студент закрыл за мной дверь.

Я села в автомобиль и закурила, обдумывая сказанное старикашкой.

Вполне возможно, что смерть Губера подстроена. Обыск его кабинета с целью обнаружить радиоактивные вещества — дело бесполезное.

Если Ирина действительно убила своего мужа таким способом, то, разумеется, она не будет держать ничего подобного дома. Не такая она дура, чтобы себя гробить. Интересно, есть ли в доме Губера домработница?