Живи и помни
Шрифт:
– Ну, рассказывай, где ты сейчас? – спросил Федор Александрович.
– Состою на службе по юридической части, сейчас в отпуске, еду к родителям в Таганрог, соскучился.
Гостя пригласили в столовую. Стол был накрыт по-деревенски: творог, овощи, жирное и обильное жаркое. Вино к столу не подавалось – за общим столом были дети. Все было просто, раскованно. Всем было весело, шутили, музицировали по очереди, пели. Федор Александрович с женой любовно и радостно взирали на молодежь. Три дня пролетели незаметно. На рассвете четвертого дня Семен душевно распрощался со своими родственниками
– Ну, Мокей, все ли благополучно дома? Все ли здоровы?
– Здоровы, барин, спаси Бог, только никак вас не дождутся!
– Ну, слава Богу, отлично, давай, поторапливайся, братец, побыстрей до дома.
Семен сидел, откинувшись на кожаные подушки коляски, закрыв глаза, и улыбался. Перед его взором проплывали радостные картины трех дней, проведенных у Лопатиных. Почему-то чаще всего возникало ангельское личико Нюточки – и непонятно отчего ему становилось вдруг грустно.
Но окружающий мир был так прекрасен, что вскоре он забыл обо всем и наслаждался поездкой, предвкушая скорую встречу с родителями, которых он боготворил. Солнце палило нещадно, все разомлело от жары. Не зря же Таганрог называют «маленькой Калифорнией».
Ехали берегом моря. По берегу встречались развешанные рыбацкие сети. С моря тянуло запахом свежей рыбы.
И вот свершилось! На высоком берегу, где сад спускался террасами почти к самой воде, показался старинный барский дом, возведенный еще при Александре I, – тогда умели строить, не чета нынешним. Создавали великолепно, добротно, на века. Это было столбовое дворянское гнездо. От дома белая каменная лестница вела прямо через сад к воде.
Экипаж въехал в ворота, и Семен соскочил, не давая остановиться коляске, на ходу кинулся к дому. Раздался чей-то истерический крик:
– Барин приехал!!!
Вся дворня высыпала на улицу полюбоваться на повзрослевшего молодого барина.
А с крыльца, тяжело опираясь на трость, спускался уже батюшка. Семен кинулся к отцу, целуя его в пушистые бакенбарды.
– Ну, приехал, славу Богу, свиделись, долгонько же ты отсутствовал! Как доехал? Как здоровье? – впопыхах спрашивал отец, вытирая радостные слезы.
Но Семен уже увидел матушку, которая с протянутыми вперед руками шла к своему сыну. Слезы радости, не переставая, текли по ее постаревшим родным щекам. Она не замечала их.
– Сыночек, дитятко, дождались…
– Ну, будет, будет тебе, будет, гляди, всего замочила, – с ноткой ревности беспокоился батюшка, ведя сына в дом.
Обед накрыли на веранде дома, что выходила в сторону моря. Небольшой бриз доносил солоновато-горький привкус.
На столе чего только не было, но в основном преобладали дары моря: раки, всевозможная рыба… На первое подали ботвинью с зеленью прямо со льда, чтобы освежить тело и взбодрить дух.
Совершенно отрешенный, расслабленный Семен был на вершине блаженства и оттуда взирал с безмерной любовью на своих родителей, которые в нем души не чаяли.
После обеда и стольких радостных переживаний родители пошли отдохнуть, а Семен отправился в сад, где прошло его милое детство. Здесь все было до боли дорогое: вот их купальня, где
…Уже почти месяц отдыхает Семен Петрович в имении родителей. Молодому человеку, привыкшему к тому, что каждая минута расписана, начинает надоедать размеренная, однообразная жизнь в деревне. Эта праздная жизнь начинает тяготить его – молодого, полного жизненных сил, – и он решает съездить в Таганрог, где у них свой дом. Раньше семья зиму жила в городе, а лишь на лето выезжала в имение. Сейчас же родители больше времени проводят в имении, оставив дом в городе на попечение дворецкого и забрав с собой всю прислугу.
Семен в белоснежной рубашке, лихо заломленном простом картузе легко вскочил на козла линейки. Послушный гнедой, закусив удила, повел на хозяина большими, влажными глазами, готовый понести седока. Семен сдерживал порыв сильного животного. Ему тоже очень хотелось быстрого движения после месяца однообразной жизни в имении. Отец с матушкой стояли здесь же, рядом, любовно взирая на сына. У обоих на глазах были слезы. Семен тоже расстраивался, глядя на них, и думал про себя: «Милые, дорогие мои, как же вы постарели. Стали совсем беспомощные».
От этих мыслей сжималось сердце и хотелось остаться. Однако горячая молодая кровь кружит голову и толкает на решительные действия. Его манил к себе городок у моря, где прошло его детство, первая чистая юношеская любовь. В последний раз Семен оглянулся на своих родителей, лицо его исказилось такой умоляющей мимикой, что, как ни странно, родители сразу успокоились, ибо поняли, что эта поездка ему необходима.
– Только неделя – и я буду опять с вами! – прокричал он, отпустив вожжи.
Гнедой так взял с места, что Семен едва удержался на козлах. Но не показал вида, что чуть испугался, лихо выехал за ворота. А про себя подумал: «Давненько не занимался физически, сноровка проходит, это не годится…»
Действительно, наш герой не чуждался простой физической работы. С детства, много читая о деяниях Петра Великого, восхищался им и старался подражать ему. В имении, наблюдая за косьбой, пахотой, сам нередко брался за косу, на конюшне – запрягать лошадей, лихо скакать на самых ретивых из них. Уходил в море на баркасах вместе с рыбаками. Его простое общение с дворней коробило родных и близких Каменевых. Они потихоньку нашептывали Петру Семеновичу о недопустимом поведении сына:
– Ваш сын – дворянин, и его предназначение от Бога – повелевать, а не общаться запросто с простым людом. Ведь крепостной может вбить себе в голову, что он ровня ему, дворянину. А это уже крамола!
Петр Семенович, изображая озабоченность, качал головой:
– Да, да. Ох уж эта молодежь! Я обязательно поговорю с Семушкой.
Однако с сыном он не говорил – наоборот, всемерно поддерживал и одобрял его поведение. Потому как видел в его действиях христианскую добродетель: не чуждаться физического труда, относиться к окружающим людям, как к себе самому, быть честным. Все это в сочетании с любознательностью, увлечением книгами формировали у молодого барина черты цельной личности. Это родители видели и поощряли его в этом.