Живи с молнией
Шрифт:
Эрик смотрел вниз, на реку, поставив ногу на низкий подоконник. Его профиль показался Хьюго неправдоподобно красивым, как у героев в кинофильмах, пожалуй, даже пошловато-красивым. Но в то же время по лицу Эрика было видно, что он сильно волнуется, что тревожное ожидание привело в смятение все его мысли и чувства, такие же честные и чистые, как и его ум, разрешивший эту сложную, хотя и мелкую проблему. Фабермахер иронически подумал, что Эрик похож сейчас на первоклассного скульптора, в волнении ожидающего оценки вылепленной им снежной бабы.
Задумчиво закрыв папку,
– По-моему, все в порядке; есть, правда, кое-какие технические мелочи, о которых я не могу судить. Если хотите, давайте посмотрим вместе. – Его очень интересовал один вопрос, но деликатность не позволяла спросить прямо; больше всего Хьюго боялся задеть больное место Эрика. Поэтому он сказал: – Вам нравится работать в этой фирме, Эрик?
– Да. – Эрик обернулся к нему и, словно желая предупредить дальнейшие расспросы, добавил: – Очень нравится.
– Должно быть, вам хорошо платят?
Эрик невольно посмотрел на свой костюм, как мальчик, уличенный в проказах и уверенный, что его поймут и простят. Спокойно и чуть виновато улыбнувшись, он ответил:
– Да. Что верно, то верно – платят они много.
Фабермахер снова взялся за рукопись, чувствуя, что не может задать Эрику интересующий его вопрос. Да, и в конце концов, не все ли равно!
– Я только не могу понять одного, – сказал Хьюго, переводя разговор на другую тему. – Я не понимаю, почему вы выбрали для вашего станка такую необычную форму? Или, может быть, таково было задание?
Эрик покачал головой и усмехнулся.
– Неужели это так бросается в глаза?
Фабермахер понял, что он все-таки нечаянно коснулся больного места.
– Вы, по-видимому, и сами считаете, что это – далеко не самая целесообразная форма для станка. Почему же вы делаете вид, что уверены в обратном?
– Все зависит от того, что вы понимаете под целесообразностью. – Грустная усмешка не сходила с лица Эрика, пока он объяснял Хьюго свои соображения. – Видите ли, Хьюго, я хочу быть главою фирмы. И само собой, – продолжал он, – как только будет создана такая фирма, я, чтобы сохранить за собой права на изобретение, сейчас же запатентую все виды станков, устроенных по этому принципу, какие только смогу придумать. Но это, конечно, будет не скоро.
Фабермахер удивленно глядел на Эрика и наконец задал вопрос, давно вертевшийся у него на языке:
– Но зачем это вам?
Эрик нетерпеливо развел руками.
– Зачем! Если это не ясно само по себе, то объяснить просто невозможно. Вот Сабина до сих пор не может понять, хотя, казалось бы, ей-то должно быть всего виднее. Могу только сказать, что этим пропитан самый воздух вокруг нас, людей, работающих в промышленности. Это страх, который, словно едкая пыль, проникает вам в ноздри, независимо от того, что вы собой представляете. И вы либо медленно погибаете от этой своеобразной формы силикоза, либо должны найти себе защитную маску. Так вот, моя идея и будет моей защитной маской. Я не дамся им на съедение. Слушайте, Хьюго, – продолжал он взволнованно, – вы же знаете, почему мы потерпели поражение в Кемберленде. Кто дал Ригану такую власть? Кто, как вы думаете, стоит за его спиной?
– Значит,
– Просто я извлек из этого хороший урок. А вы – нет, и Траскер тоже. Что ждет Траскера, который сейчас спит и видит, как бы ему опять получить такое место, какое было у него в Мичигане? Или Хэвиленда, вообразившего себя персонажем из романов Уэллса?
– И вы уверены, что эти люди вас не обведут вокруг пальца? Что они спокойно позволят постороннему человеку, вроде вас, класть себе в карман их деньги? Вы думаете, если вы одеваетесь, как они, то вы уже стали одним из них? – Хьюго замолчал, устав от спора. – Знаете, Эрик, поступайте, как вам угодно. Живите, как знаете. И давайте вернемся к вашей рукописи. – Он чуть было не добавил: «В конце концов, какое все это имеет значение», но внезапно почувствовал в этой фразе мертвенно безразличную интонацию Эрла Фокса. Он весь похолодел при мысли, что, должно быть, многое из того, что он теперь делает, говорит или думает, в точности напоминает Фокса.
– Вот увидите, – сказал Эрик. – Увидите!
Хьюго покачал головой.
– Нет уж, избавьте меня от этого зрелища.
Эрик чуть было не ответил ему резкостью, но сдержался и сердито зашагал вокруг стола, потом оба молча нагнулись над рукописью, в которой блестящая научная мысль была использована в целях… усовершенствования фрезерного станка.
4
После разговора с Фабермахером Эрика долго не покидало чувство обиды, словно Хьюго каким-то образом обманул его доверие. Упорно работая над своим проектом, он мысленно повторял все те доводы, которыми собирался поразить Хьюго, когда они встретятся в следующий раз, однако ничего не делал, чтобы ускорить эту встречу.
Затем Эрик узнал от Тони Хэвиленда, что у Хьюго начался новый приступ. Он взял отпуск за свой счет и сейчас находится в небольшой клинике в Нью-Джерси, где его лечат каким-то новым способом.
Значит, виновато подумал Эрик, пока он сидел в лаборатории и дулся на Хьюго, тот, тяжелобольной, лежал в клинике.
– Эдна все-таки уговорила его лечь в клинику, – сказал Тони. Они с Эриком завтракали в клубе Колумбийского университета. – Он обещал ей это перед тем, как они разошлись.
Эрик положил вилку на стол.
– Как разошлись? – спросил он. – Когда?
– Да уж порядочно, еще зимой. – Тони с недоумением взглянул на него. – Эдна решила, что с нее довольно. Как ваша работа? – спросил он.
– Ничего, – ответил Эрик, глядя в сторону. – А ваша?
– Очень хорошо.
Эрик с улыбкой взглянул на него.
– Все еще носитесь с этим делением урана?
– Теперь это уже не пустяки, Эрик. Чем дальше, тем важнее становится эта проблема. Порой мне даже страшно бывает.
– Вот уж напрасно!