Живи с молнией

Уилсон Митчел

Однажды, в августе, между ними чуть не вспыхнула открытая ссора; это началось с того, что она сказала ему о своем намерении с осени поступить на какую-нибудь работу: ведь Джоди большую часть дня будет проводить либо в школе, либо в детском саду. За этим таилась невысказанная мысль, что в случае, если Эрик ее бросит, она не будет беспомощна. Эрик почувствовал себя уязвленным. Он резко ответил, что если у нее много свободного времени, так уж лучше завести второго ребенка. Сабина круто обернулась к нему.

– Ты не сумел стать настоящим отцом одному, как же ты можешь говорить о втором! –

вырвалось у нее. – Нет, – продолжала она. – Никакого другого ребенка не будет, он тебе вовсе не нужен, ты хочешь только развлечь меня. А дети существуют не для развлечения. Будь я немного умнее, я бы еще в свое время поняла, что ты не хочешь детей. Ты сам мне говорил, что не готов к этому, но я все-таки настояла и…

– Сабина! – сказал он с такой неподдельной болью, что она невольно смягчила тон.

– Ведь я не говорю, что ты не любишь Джоди. Я знаю, что ты его любишь, но если б у нас не было ребенка, ты был бы так же счастлив, может быть, даже счастливее. Ты знаешь, что я говорю правду.

Он опустил голову. Сабина удивилась, как у нее хватило смелости продолжить разговор, ведь Эрик каждую секунду мог вспылить, но теперь ей было уже все равно. Если у нее хватает сил бороться с ним, значит, она еще не совсем сражена. Конечно, судя по всему, Эрик несчастен, но она не желает разыгрывать из себя кроткую безответную жену и покорно дожидаться, пока он соблаговолит выказать ей свою любовь или решится положить конец всяким иллюзиям, если этой любви уже не существует. Она поступала так, как подсказывало ей сердце, она не могла действовать по расчету. Хорошо это или плохо, – иначе она не может. Но он тоже страдал, и сердце ее надрывалось от этого. Хоть бы сынишка его радовал!

Разумеется, возиться с Джоди очень утомительно, но зато он мог быть источником радости и счастья. Сабина никогда не смеялась над его фантазиями, не выказывала удивления или даже ласковой снисходительности, и ребенок в конце концов всегда доверчиво впускал ее в свой маленький внутренний мирок. Единственное, что ее очень огорчало, – это отношение мальчика к отцу; в его представлении отец был очень далеким и очень серьезным человеком, который знает много чудесных вещей, но не любит с ним разговаривать. Джоди, видимо, считал, что так оно и должно быть и что мама и все окружающие думают так же, как он. Сабина пробовала все способы, и прямые и косвенные, чтобы заставить его иначе относиться к отцу. Джоди вежливо выслушивал ее, но никакие слова его не убеждали, и это еще больше восстанавливало Сабину против Эрика.

И сейчас, когда Эрик заговорил о втором ребенке, Сабина задрожала от гнева – трудно было найти худший повод и худшее время для подобного разговора. У нее даже не хватило сил высказать ему всю горькую правду, он слишком больно ее обидел. И прежде чем он успел что-нибудь сказать, она, хлопнув дверью, выбежала из дому.

5

Накануне их переезда с дачи Тернбал позвонил Эрику в лабораторию. Хотя была уже середина сентября, но в городе еще стоял летний зной. Эрик не имел понятия, зачем он мог понадобиться шефу, и с досадой оторвался от работы.

В

помещении, занимаемом администрацией, было прохладно – воздух здесь охлаждался искусственно, – и сам Тернбал в светлом чесучовом костюме казался тоже холодным и строгим. На сей раз Эрик не встретил у него обычного любезного приема. Тернбал читал какую-то рукопись в синей папке, перелистывая страницу за страницей, и словно не замечал, что Эрик уже несколько минут стоит перед его столом. Затем, даже не подняв на него глаз, Тернбал заговорил:

– Кстати, Эрик, – тон его был деланно любезен, – тут возник один вопрос, на который можете ответить только вы. Чем можно заменить эту… – он отложил рукопись и заглянул в настольный блокнот, – электронную лампу Р-двести шестьдесят семь?

Эрик озадаченно смотрел сверху вниз на его блестящую лысину.

– Лампу Вестингауза?

– Да. – Тернбал, шелестя бумагой, тщательно подравнивал страницы рукописи. Один листок разорвался у него в руках. Тернбал досадливо поморщился, поглядел на листок, потом вырвал его целиком и бросил в корзину для бумаг, стоявшую возле кресла.

– А, будь ты неладен! Ну, так как же? – спросил он, в упор взглянув на Эрика. – Чем можно заменить эту лампу?

– Это зависит от того, для чего она вам нужна, – сказал Эрик все еще в замешательстве.

– То есть как это мне? Она вам, видно, нужна, а не мне. Фирма «Вестингауз» уже не выпускает ламп для этого электронного сверлильного станка.

– Вы говорите о моем станке? О том, над которым я у вас работал?

Тернбал бросил на него удивленный взгляд.

– Ну, а то о чем же? Вот я и думаю, раз уж это ваше дело, то вы заодно должны составить полный список всех возможных заменителей – и ламп, и элементов цепи, и прочего – словом, всех дефицитных частей.

– Не понимаю, какой в этом смысл, – сказал Эрик. Ему стало не по себе – в обращении Тернбала было что-то оскорбительное, он даже не предложил ему сесть. – Такой список очень скоро устареет, ведь продукция этих заводов меняется коренным образом чуть ли не каждую неделю. По-моему, следует подождать, пока вы не пустите станок в производство.

Тернбал удивленно хмыкнул; Эрик догадался, что он в чем-то ошибся, но никак не мог понять, в чем именно.

– Да ведь станок уже пущен в производство, – сказал Тернбал. – Он довольно давно выпускается, а сейчас у моих ребят возникли затруднения с этой лампой, как ее… – Тернбал снова заглянул в блокнот: – Р-двести шестьдесят семь. Ведь они уже не первый месяц делают этот станок, как вам, конечно, известно, – добавил он, глядя на Эрика прозрачно-невинным взглядом. – Вы же знали это, не правда ли?

– Ничего я не знал, – возразил Эрик. – Первый раз слышу.

– Как же, ведь я вам говорил. Я очень хорошо помню.

– А я так же хорошо помню, что вы мне ничего не говорили, – подчеркнуто вежливым тоном ответил Эрик. – Разве я мог забыть о таком важном деле? Ведь в конце концов это – мое детище, и, разумеется, я счел бы своим долгом принять участие в осуществлении моего проекта. Я непременно стал бы на этом настаивать, а между тем я не помню, чтобы я обращался к вам с подобной просьбой. Но, может быть, вы помните?