Живица: Жизнь без праздников; Колодец
Шрифт:
– А мне так тебя жаль. Давай и пожалеем друг друга. Воздержимся от китайских предупреждений… А в общем ты правильно сделал – предупредил. Хоть буду знать, откуда камни полетят.
Алексей было ухватился за эту мысль: вот, мол, и приехал по-братски предупредить.
– Не трусь, братка, я твоей карьере не поврежу. Брат за сестру не в ответе, времена не те… Только вот не принесет тебе карьера счастья, это пока только ослепило – раздавят. И за Ванюшку не бойся, малый умный, и не лезь в чужое дело… А то, что дом под горушку, так ведь и голову с плеч можно. На всё, братка, Божья воля… Ешь второе – остынет.
Алексей понял, как умело и хладнокровно сестра подрезала ему крыло.
– И в кого ты у нас такая… камень, да и только?
Нина нервно усмехнулась, она и сама только что подумала, в кого это они с братом уродились – упрямые.
– Дак ведь в маменьку, в кого ещё-то. Или не знаешь, что и ты в неё. Маменька и упрямая, а если бы не упрямая – не бывать бы вам в Заволжье. – Нина и рукой всплеснула, спохватилась, вспомнила и спохватилась: – Батюшки, Заволжье, совсем забыла! Аннушка-то ведь письмо прислала, беда у нее: Гришу-то у нее, похоже, в тюрьму посадили. Да вот и письмо. – И она подала письмо в конверте,
У Алексея и руки опустились: ну надо же, родственнички – тоже ведь Струнин.
«Знала, знала ведь, что покажет, для меня и писала – законы-то, мол, знает… Ну, отпрыск вонючего Фарфоровского…» –
Глава третья
1
Многострадальная земля, истерзанная земля! Какие же ещё полчища, какие нашествия в силах ты пережить? Или после заговора западной орды, в канун двадцать первого века, и завершится твоя вечерняя служба, русская земля. И сколько же греха надобно было сотворить, чтобы обрести такую-то долю. А может, и не только за грехи ниспослана нам и эта крестовая судьба…
За что, Господи?..
Не разливается, как прежде, Имза, второй год не выходит из берегов, повысохли когда-то пойменные, а затем распаханные под кукурузу и заброшенные с дренажом луга, только кочки в седом порее шевелит ветер.
Как взрывная воронка, оплывшая с годами и поросшая бурьяном – место школы. И лишь одичавший и высохший без изгороди сад, когда-то заложенный молоденькой Верой Николаевной с учениками, очертаниями своими ещё напоминал, что и здесь была жизнь… И ключи под горушкой не поют разливчато, с прежней силою, позвенькивает на камни струйка, развеваемая ветром, но уже ни колод, ни желобов, ни перелива – говорят, грунтовые воды осели, да и поить некого… И ещё в одном доме теперь уже никого – отшумела, угасла неуёмная Кирганиха, тихо ушла Екатерина Ивановна, да и то – пережила всех своих товарок.
Конец ознакомительного фрагмента.