Живинка в деле (худ. Р. Мельников)
Шрифт:
Огневский чугун
В старые времена у нас здесь на Урале часто можно было слышать не то побаску, не то сказку про девку Огневку. Теперь-то о ней редко поминают. Оно и дива нет — народ новыми сказками свою жизнь обставил: их само время дает. О старом где уж вспоминать! Да молодежь о нем невесть сколь и наслышана. А услышат, бывает, что-нибудь о старинке — хоть вот девку Огневку взять — и ну смеяться: хватит-де сказками умы тешить. А вот старики на этот счет себе на уме: вперед-то торопись,
Живет на Каслинском заводе мой старый закадычный друг Петр Глазков. Родом он из Кыштыма. А если дальше копнуть, то тут и до тамбовской деревни, что была проиграна помещиком в карты, добраться можно.
Так вот с ним, с Петрухой-то, такая штука вышла. Когда Петьша был еще вовсе мальчонкой, он каждое лето у нас в деревне гостил: бабка у него тут жила. Ну, мы бегали, понятно, на озеро, рыбу ловили, зайчишек в лесу пугали, грибы да ягоды собирали, и все такое прочее, что ребятишкам на ум придет. От нас, от деревенских, Петьша мало чем отличался. Разве что говорком погрубей был да лицом побледней. Мы, сказать, что? В животе когда, бывает, и урчит с голодухи, да хоть дух вольный, а у них там — в брюхе пусто, зато в воздухе густо: шмотки гари да копоти так и летают над землей. Не больно разрумянишься.
А нам интересно было знать, как на заводе люди живут.
— У нас, — говорил Петьша, — житуха — во! На большой палец с присыпкой!
А как постарше стал — иное в речи появилось:
— В заводе, братишки, не как у вас в деревне: там тыщи, мильены. — Потом малость помолчит и шепотком прибавит: — Заводчики в карман кладут, а нашему брату — сума да кнут.
И вот, как Петьше лет пятнадцать стало, от нужды-то он в вагранку работать угодил. Невелико счастье в этакие-то годы подле горячего металла вертеться. А что поделаешь? Есть ведь надо. Однако недолго ему тут побыть пришлось. На каленую болванку ногой встал да после того с полгода, никак, у бабки парным молоком и разными травами лечился.
Только костыли бросил, отец отвез его в Касли к одному из лучших в то время мастеров по литейному делу. Тут он и завяз на всю жизнь. В старое время, может, и вовсе бы засосало без всякого людского звания, а теперь вот почетным человеком стал. Пенсию за свои труды получает, депутатом избрали, важными делами правит.
Только все это не сразу пришло. Много в заводском пруду воды перемутилось, прежде чем Петр Ефимыч Глазков на настоящую дорогу вышел. А всему причиной… девка Огневка. И вот как это случилось.
Было в ту пору Петьше лет под двадцать. Мастер, у которого он учился, совсем дряхлый стал. А Петьша уже многое от него перенять успел. Вот мастер и говорит:
— Гони, Петьша, чугун саморучно. Выйдет хорошее литье для чеканки — в мастера тебя определю.
Ну, Петьша и погнал. Дали отливку. Чеканщики и не заметили, что это не старого мастера литье. А для чеканки особый чугун нужен. Это тебе
— Что же, — говорит, — молодец! Я от своего слова не отступаю. Рад, что в хорошие руки дело передал. Мне-то уж пора и на покой.
А Петьша отвечает:
— Нет, деданька. Ты меня погоди в мастера записывать, рано еще. Видишь вот… — Тут он взял отлитую фигурку, стукнул о камень — она в куски и разлетелась. — Видал? А так не годится.
Старый мастер только руками развел:
— Эк удивил! Так ведь и моя работа такая. — И то же проделал. — Ну? Ты что хочешь, чтоб не билось, не ломалось и с виду красовалось?
— А отчего бы не так?
— Ну, сынок, это ты брось. И я, и отец, и дед мой — все по одной мерке робили. Да еще, сам знаешь, в лучших мастерах считались.
— Не спорю, — говорит Петрусь. — А только, на мой глаз, для мелкофигурного литья такой чугун нужен, чтобы в чеканке он как воск был, а по крепости и стали не уступал.
— Эк, чего захотел! Да нет такого чугуна, чтобы он век не ломался.
— Должен быть. Поискать надо.
— Ну как знаешь. Поискать можно, но как бы Огневка тебя в пекло не затянула. Потому — в своих мыслях ты без нее не обойдешься, а ей такие по нраву.
Петьша только улыбнулся. Слыхал он про Огневку много всяких сказок от старых мастеров-литейщиков, да не шибко им верил.
И вот дает он новый отлив. Уже на свой манер. Проба — тот же металл. Чугун, он чугун и есть. Ну что ты будешь делать! Заело парня. Да неужто иного чугуна не бывает? Стал думать. Все дедовские рецепты перебрал — не то. Хоть лопни! И так пытал, и этак. Стал было уж смиряться:
— Видно, правду дедушка говорил: не бывает другого чугуна…
Сидит так-то в воскресенье у плотины, голову повесил, смотрит на воду да в уме чугунные составы перечисляет.
«А что если один рецепт с другим смешать? Может, и выйдет».
Подумал так-то да, видно, вслух сказал. И тут его будто теплым ветерком опахнуло. Глянул на отражение в воде да так и обмер: позади девица стоит. Волосы огненно-золотистые, лицо белое в рыжеватых веснушках, брови — что два румяных полумесяца, по обе стороны от переносицы раскрылатились. И тоже золотом отливают. В красный сарафан одета, малиновым платком с желтыми кистями повязана, алые чирики на ногах красуются. А от самой ровно жаром пышет.
Петьша сразу смекнул, кто перед ним. Ну, хоть она и огненная девка, а не сробел. Потому — не зря возле печи жарился. К обращению с огнем привык. Привстал на одно колено, смотрит ей прямо в глаза. А они у нее так и меняются в цвете: то голубыми искорками заискрятся, то красными угольками разгорятся, то синим огнем по Петьше пробегут, то жарким пламенем полыхнут, а то вдруг ясными-ясными станут.
— Так хочешь составы смешать?
— Хочу, — отвечает Петьша.
— Ну, что же, попробуй. Может, что и выйдет.