Живое золото

Шекли Роберт

– А вы охотились в других районах Африки?

– Да. В основном в Восточной.

При упоминании охоты полковник Рибейра оживился и счел нужным присоединиться к разговору.

– А вы охотились в Кении? – спросил он.

– Да, – ответил майор Харкнесс.

– Я собираюсь поохотиться в Кении, – сказал Рибейра. – И еще в Танганьике. После Адена я рассчитываю совершить тур по Восточной Африке.

Прокопулос тут же насторожился.

– Я собирался поохотиться в Йемене, – продолжал Рибейра, – но мне не дали визу. Ну что ж, говорят, в протекторате Аден тоже есть превосходные газели.

– Не только газели, но и ориксы, – заверил его Харкнесс. – Возможно, мы как-нибудь

сможем поохотиться вместе.

– Майор Харкнесс, – оживился Рибейра, – для меня было бы величайшим удовольствием, если бы вы составили мне компанию.

– Ну что ж, мы вполне можем это устроить.

– Простите, сэр, – обратился Прокопулос к американскому инженеру, – а вы тоже спортсмен?

Мак-Кью поднял голову. Его загорелое лицо было мрачным и угрюмым.

– Нет, – ответил он. – Я не охочусь.

– И я тоже, – сказал Прокопулос. – Но в мире много интересного. Судан – очаровательная страна. А Аравия! Аравия просто прелестна.

– Вы так считаете? – вяло поинтересовался Мак-Кью.

– Я никогда там не бывал, но мне так говорили.

– Вам безбожно соврали. Аравия – это пустыня. Там нет ничего хорошего, кроме лежащей под ней нефти.

– Да, это бесплодная страна, – согласился Прокопулос. – Но люди…

– Некоторые из них богаты, – сказал Мак-Кью, – а остальные живут на грани голодной смерти. А дети почти поголовно болеют трахомой.

– Если вам так не нравится эта страна, зачем вы туда возвращаетесь?

– Затем, что меня туда послали. Компания, в которой я работаю, строит в порту Джидды новый волнолом.

– Джидда – не слишком уютный город, особенно летом.

– Она неуютна круглый год, – довольно приветливо произнес Мак-Кью. Он выглядел счастливым только тогда, когда говорил о том, чего не любил.

– А куда вы отправитесь, когда построите этот волнолом?

– Откуда я знаю? Куда пошлют, туда и отправлюсь. В мире полно жарких, пыльных, кишащих болезнями мест, и мне, похоже, предстоит все их посетить.

– Возможно, в будущем вам повезет больше, – сказал Прокопулос. – Может, ваша компания даст вам работу в вашей собственной стране, недалеко от вашего дома.

– Маловероятно. В Калифорнии и без меня полно инженеров.

– Но надеяться ведь можно. Мне говорили, что Калифорния – очень красивое место.

– На этот раз вам сказали правду. Там здорово. Лично я надеюсь, что никогда больше туда не попаду.

– Боюсь, я не совсем вас понял, сэр.

– Забудьте об этом, – с неожиданной злобой ответил Мак-Кью. – Мне просто нравится работать за границей, в местах наподобие Джидды. Трахома, кишечные паразиты, двойное жалованье и периодически выделяемые суммы на путешествия. Неплохо.

И инженер отвернулся. Прокопулос не знал, что и думать об этой вспышке. Возможно, этот американец – неуравновешенный человек. А возможно, он играл.

И инженер, и парагвайцы, и британский майор – все они направлялись на Аравийский полуостров. А кого можно вычеркнуть из другой группы?

Время приближалось к полудню, и в открытые окна врывался раскаленный воздух пустыни. Прокопулос с трудом удерживался от того, чтобы зажмуриться. Эчеверрья спал. Мак-Кью сидел, уставившись в пол. Рибейра и Харкнесс обсуждали ружья и патроны.

Харит, управлявший «Лендровером», спросил по-арабски:

– О чем они говорили?

– Об охоте и об инженерном деле, – ответил Прокопулос.

Харит кивнул. «Лендровер» приближался к суданской границе, за ним следовали восемь грузовиков с паломниками и автобус.

Глава 4

В Абеше грузовик с французскими солдатами покинул караван и свернул

на север, чтобы сменить заставы в Боркоу. Путешественники отдохнули часа четыре, после чего отправились в Гезейну, город, расположенный уже в Судане. Этот участок пути был довольно легким. Теперь они попали в настоящую Сахару. Вокруг не было видно даже намека на то, что где-то существует какой-то там сезон дождей. Почва была серой и бесплодной. С каждым годом пески ползли все дальше на юг, угрожая редким полям проса. Лишь изредка купы деревьев оживляли безрадостный желто-коричневый пейзаж. Сам Абеше оказался унылым городишком, заполненным верблюдами, овцами и грязными лачугами. Еще здесь находился французский форт, построенный из необожженного кирпича. Выглядел он точно так же, как, по мнению Голливуда, должен выглядеть штаб Иностранного легиона в Сиди-бель-Абесе.

Первая группа европейцев вернулась в автобус, а вторая пересела в «Лендровер». Доктору Эберхардту хотелось поговорить об археологических загадках Африки. Он избрал в качестве слушателя Чарльза Отта, нервного родезийца. Ученый решил, что Отт должен интересоваться историей своей страны. Исходя из этого, доктор Эберхардт принялся рассказывать о древнем Мапунгубве, находившемся на границе Южной Африки и Родезии, и о великом королевстве Мономапате, некогда простиравшемся от Трансвааля до бельгийского Конго. Отт слушал без особого интереса. Но когда Эберхардт рассказал о золоте, найденном в Зимбабве, родезиец оживился. Здесь было много золота, в основном в Мапунгубве. Кроме того, золотые изделия нашли также в Ньекерке и в Иньянге, в Южной Родезии. Услышав об этом, Отт заявил, причем совершенно серьезно, что археология – не такая уж скверная штука.

Прокопулос тем временем слушал и наблюдал. Его интересовал датчанин, Лоренс ван Хаарнин, называющий себя туристом. Это был высокий, худощавый, сильный на вид, загорелый мужчина. На тыльной стороне левой руки у него виднелся небольшой шрам, судя по виду – от старой ножевой раны. Датчанин таскал с собой два фотоаппарата и экспонометр и как-то сказал Прокопулосу, что иногда посылает фотографии в датские журналы. Но Прокопулос не видел, чтобы ван Хаарнин хоть раз щелкнул фотоаппаратом. Он казался человеком спокойным, одним из тех, на кого можно положиться при неожиданных обстоятельствах. Прокопулос подумал, что в ван Хаарнине чувствуется способность к насилию. Впрочем, то же самое можно было сказать о Рибейре, Мак-Кью и Чарльзе Отте. Но это качество ощущалось в каждом из них по-разному. Парагваец создавал впечатление холодной, злобной безнравственности. Мак-Кью походил на человека, готового при случае подраться. В Отте эта склонность к насилию отдавала предательством. А ван Хаарнин словно держал ее под надежным контролем, но лишь для того, чтобы в нужный момент пустить в ход.

Прокопулос напомнил себе, что все это еще ничего не доказывает. Это были лишь впечатления, не подкрепленные фактами. Впрочем, греку не оставалось ничего иного, как продолжать прислушиваться к своим впечатлениям. Исходя из них Прокопулос попытался вычеркнуть троих подозреваемых. Доктор Эберхардт выглядел слишком старым, а майор Харкнесс и капитан Эчеверрья были недостаточно высокими.

Оставалось четверо: Мак-Кью, Отт, Рибейра и ван Хаарнин. Двое из них направлялись в Аравию: Рибейра – в Аден, а Мак-Кью – в Джидду. Отт ехал в Бейрут, а ван Хаарнин – в Каир. Если исходить из этого, первые два казались более подозрительными. Или нет? Возможно, как раз они и не были ни к чему причастны. Человек вполне может заявить, что направляется в Каир или Бейрут, а вместо этого поехать куда угодно. Агент полиции вполне способен так поступить.