Живой товар
Шрифт:
— Аська, не будь дурой наивной! Если на суде всплывут письма, то как о них стало известно? Думай головой! И о голове своей!
— А чем я, по-твоему…
— Слушай, ты действительно идиотка или талантливо прикидываешься?
Ну, такого я стерпеть уже не могла. Вскочила…
Но тут он меня схватил за руку, чуть повернул и я шлепнулась обратно на табуретку.
— Разговор о твоей жизни идет, а ты тут оскорбленное достоинство разыгрываешь!
Он просто шипел от бешенства, я бы ему сейчас глаза выцарапала,
— «Татьяна» сидит по уши в наркотиках! Только поэтому они решились на такие серьезные меры, чтобы себя прикрыть от шумихи и расследования, — он постепенно успокаивался. — Письма — их единственное слабое место, и они их постараются прикрыть всеми способами. Скорее всего, просто сотрут файлы…
— Папку, — огрызнулась я.
— Папку, — согласился он. — Но перед этим обнаружат недописанное письмо, сообразят, как это опасно, и забьют тревогу — вдруг кто-то успел увидеть. А тогда уж рано или поздно доберутся до тебя! Если нападение на Иру, смерть журналиста и пожар связаны между собой, то вывод однозначный — они ни перед чем не остановятся! Долго ли человека на темной улице машиной сбить?
Только тут мне стало не по себе. Еще при моей манере улицу переходить… Немедленно взыграло воображение, я передернулась. Черт его знает, этого Колесникова, может, у него тоже воображение и его тоже дергает? Только не за себя, а за меня. Я потихоньку переставала на него сердиться.
— Отпусти руку, больно.
Он отпустил — а потом осторожно погладил.
— Дурак здоровый, медведь… А после еще подлизывается.
Он тут же придвинулся вместе с табуреткой поближе, но я еще не отошла от страхов, которые он на меня нагнал.
— Слушай, а может, не так все ужасно? Вот ты говоришь о нападении на Иру — а ведь это могли быть просто грабители?
— Ага, грабители, которым нужна девушка и которые не интересуются содержанием багажника… С мордой вашего Мюллера и на его машине — сама говорила.
— А откуда они вообще узнали, что Ира приезжает?
— Долго ли Кучумову из своего посольства позвонить или факс отбить? Самого невинного содержания, имеет ведь право брат сестре позвонить…
— Значит, Манохин в курсе…
Мне стало совсем тошно, так гнусно! Люди ищут счастья — а кто-то так на их одиночестве наживается! Ух, гады! Рабыни, наркотики… Самый прибыльный товар… Ну ладно Манохин — но как Валентина могла?
— Дима, но ведь не могут нормальные люди такие подлости сознательно делать! Может, это кто-то их сбил с толку или завлек обманом, шантажом?
— Может, и завлек — только давненько. На обмане и шантаже всю семейку не заставишь преступления совершать, тем более если Дмитрий Николаевич — действительно их папаша.
— Какой еще Дмитрий Николаевич?
— Я же тебе говорил — преподаватель у меня был в юридическом.
— Ну и что? Не
— Видишь ли, преподавал он по совместительству. А по основному месту работы — зам начальника УВД области.
— Господи, так что, такой человек тоже?
— Вообще-то не обязательно. Он может совершенно ничего не знать, но все равно быть для доченьки с зятьком опорой и защитой.
— Отец не знает, чем дети промышляют?
— Ну, детишки-то уже большие, живут отдельно, могут и не отчитываться…
— Слушай, а может, этот твой преподаватель из УВД совсем им не отец — просто однофамилец.
— Может, не отец, может, папа, а может, и вообще батя…
Это он уже как-то машинально ответил, отключившись, опять что-то вычисляет. Ах какой он у нас деловой, если не мыслит, так уже и не существует! Но тут и меня посетила мысль:
— Тогда все эти убийства совершил Мюллер!
Дима на меня взглянул серьезно:
— У тебя есть основания так считать?
— Видел бы ты его!
Он улыбнулся:
— Такой урод, что только убийствами заниматься?
— А ты представь себе Штирлица с глазами змеи!
— Очень образно. Ты, Аська, у меня художник слова и инженер человеческих душ. Вот только наука юриспруденция теорию Ломброзо не признает. А если всерьез, то сам он всем этим заниматься не будет. Шестерку найдет.
Я пожала плечами. В мужских играх я не разбираюсь. Однако натура и логика не позволяли так просто сдаться.
— Но на дороге, когда на Иру напали, он сам был!
Дима поджал губу и уставился на меня. Постепенно глаза его чуть разъехались и стали параллельными. Наконец вернулись из туманной дали.
— А тогда, Ася, тем более пора тебе из фирмы исчезать.
— Зачем?
— Если они и впрямь начнут заметать следы и выискивать, кто мог их вычислить, ты первой в списке окажешься.
— А почему я?!
Выкрикнула — и заткнулась. И в самом деле, из наших их способны были обнаружить только мы с Сережкой да Валентина. Валентина… У меня дернулась щека. Вот она-то и покажет пальцем на нас со Шварцем. Жалко Сережку… Дура, а себя не жалко? У меня хоть детей нет… Меня постепенно охватывал ужас, но тут вздыбилось упрямство.
— Ладно, я — на подозрении. Но удирать нельзя. Если дело повернется так, как ты говоришь, то мое исчезновение лучше любого признания покажет, что я что-то знаю. А так — пришла на работу, ля, ля, три рубля… Все как всегда, а я — ни сном ни духом.
— Милая моя, но ты же ни соврать, ни прикинуться не умеешь.
— А ты хоть одну женщину встречал, чтоб не умела врать и прикидываться? Не люблю — это да. Но они-то напрямую тоже не станут спрашивать: а скажите-ка, Анна Георгиевна, не вы ли нас разоблачили? Мне и говорить-то ничего не надо, только помалкивать.