Живун

Истомин Иван Григорьевич

Сэрне все ждала, когда гости заговорят о сватовстве. Но сколько беседа ни длилась, гости ни словом не обмолвились об этом, и хозяевам стало ясно, что Тэседы зашли к ним посмотреть, как бывшие кочевники живут в своем новом, необычном жилище. Карие глаза девушки сделались немного грустными, разочарованными. Однако при расставании, пожимая ее руку, заметно захмелевший Ямай все же не удержался и сказал:

— Ты нам понравилась. Когда-нибудь опять зайдем и Алета возьмем с собой.

— Заходите, заходите, — дружно заговорили хозяева.

Глаза

у Сэрне вновь засияли радостью.

По дороге в свой чум Хадане наконец отважились заглянуть в свой дом. Должно быть, ей было очень тяжело переступить порог необжитого жилища. Опираясь на палку, она еле передвигала ноги.

— Да быстрее! Идет, будто босиком на лед наступает, — торопил Ямай, распахнув дверь.

— Страшно что-то мне! — приглушенно произнесла старуха.

Когда вошли в дом, старик посоветовал:

— Ну, смотри хорошенько, как Максим Иванович велел.

Минуту постояли молча. В доме было тепло и тихо. Хадане взглянула на потолок:

— Ой, как высоко! — и, постукивая палкой по полу, робко пошла за мужем.

— Смотри, какая большая комната, — начал пояснять Ямай. — А вот кровать Алета. Да иди смелее, не оглядывайся. Кто тебя поймает? Здесь никого нет. Вот погладь-ка рукой. Видишь, какая кровать гладкая? Я тебе говорил. Все равно что моя новая трубка.

Старуха недовольно поморщилась:

— Опять со своей трубкой. Ты уже вдоволь ею у Вэрьи хвастался.

— Ну ладно, не ворчи, ведь первый раз вместе в свой дом зашли. Здесь жить будем, ты все время ворчать будешь? Так может получиться, — серьезно предупредил старик. — Ну, как? Хорошая кровать?

— Красивая, гладкая, блестящая. Наверное, во всем колхозе нет такой кровати. У Лаптандеров вон деревянные.

— Конечно, ни у кого нет! Вот узнает народ — по всей тундре молва пойдет: сын Ямая и Хадане спит на железной блестящей кровати. Ай, хорошо, так я думаю. — Ямай откинул капюшон малицы и пригладил свои длинные волосы. — А теперь подойди сюда. Вот какой стол у нас будет. Не такой, как в чуме: высокий, длинный. Да ты не морщись, опять греха боишься. Старик Вэрья что сказал? Оттого, что на стол облокачиваемся, говорит, достаток в еде не убывает, наоборот, каждый день все лучше кушаем. [4] Сама ведь его слова слышала!

4

У ненцев есть поверье, что, если облокачиваться на стол, можно лишиться достатка в пище.

— Слышала, конечно…

— Ну и вот. А это табуретки. Это все русский Федул да Матко для нас сделали. Ах, как хорошо сделали! — Ямай уселся на табуретку. — Ты, старуха, тоже садись на такое сиденье. Посидим немного, никто ведь не видит. Да не так садись. Зачем на краешек садишься? Упасть можешь. Смотри, как я сижу, даже ноги до полу не достают.

— Так-то

скорее упадешь, — возразила старуха.

— Ну ладно, садись как умеешь, — махнул рукой Ямай и шутливо добавил: — Вот будем сидеть и друг на дружку смотреть.

— Зачем нам друг на дружку смотреть? Ты лучше смотри на стены. Почему у Лаптандеров стены белые, а у нас нет? — недовольно заговорила Хадане.

Старик пояснил, что у тех дом сперва глиной промазали, потом побелили.

— А почему у нас так не сделали? — лицо старухи начало мрачнеть.

— Наверное, не успели, так я думаю.

— Коли не успели, зачем торопят в дом переходить? Мы что, хуже Лаптандеров? У них вон как хорошо, везде бело, а у нас что? Пусть тоже так наш дом сделают, тогда и перейдем.

Ямай забеспокоился:

— Ну, опять заворчала. Я же говорю, нельзя ворчать, нельзя ругаться. Первый раз ты сюда зашла. Вон лучше гляди в окно. Ой как хорошо — все видно! Улицу, дома видно, тундру видно, все видно!

С шумом отодвигая табуретки, оба поднялись на ноги, подошли к окну.

— Смотри, — продолжал старик. — Кто-то тес везет. Ах, как хорошо! Кто пройдет или проедет, все видно. Когда наш внук плакать будет, возьмем его на руки, к окошку поднесем, скажем: «Во-он, гляди, та-ля-ля-ля!» Он посмотрит и плакать перестанет.

— Молчи, не болтай зря, — строго заметила жена. — Пойдем посмотрим другую комнату.

Шурша одеждой, пошли в другую половину дома. Там кроме стола и табуреток оказалась за печкой у стены широкая деревянная кровать, покрашенная, как и у Лаптандеров, охрой.

— Ха, даже кровать для нас приготовлена! — весело воскликнул Ямай и тут же растянулся на ней, чтоб померить, не коротка ли.

— Совсем как маленький! — опять сердито заметила жена.

— Померить надо. — Ямай поднялся, сел и опять принялся хвалить обстановку комнаты.

Вскоре в сенях послышался разговор, а затем отворилась дверь и вошли Алет с председателем колхоза Тэтаком Вануйто. Оба в малицах и валенках.

— Ага, старики здесь, — не то удивленно, не то радостно сказал председатель и поздоровался с Ямаем и Хадане. — А ты говоришь, родители не хотят дом свой посмотреть. Видишь, они пришли!

— Пришли, оказывается, — заулыбался Алет.

— А я хотел было вселять сюда другую семью, — серьезно заметил председатель. — У нас план выполнять надо, а вы долго тянете.

Алет добавил:

— Да-да, верно, другим хотел отдать наш дом. Мы хлопотали, надеялись, а достанется не нам.

Хадане сердито уставилась на Тэтако Вануйто:

— Это как же так? Вот еще?! Наш сын бумагу писал, хорошее место выбрал, а ты другим отдаешь?

— Не выйдет, товарищ председатель! — твердо произнес Ямай. — Завтра же перейдем, так я думаю.

Алет облегченно вздохнул, просиял лицом, а мать как-то по-особенному взглянула на мужа и опустила глаза.

Вануйто весело предложил: