Живун
Шрифт:
Истомин — кто он?
В ночь на седьмое февраля 1917 года в семье рыбака Григория Истомина родился сын. Как и все мужевские мальчишки, он впитал запахи Оби, слышал клекот белокрылых чаек, подолгу любовался прилетом и отлетом пернатых.
В трехлетнем возрасте будущий писатель перенес полиомиелит и остался инвалидом. И какую физическую силу, какое мужество, какую любовь надо иметь к жизни, чтобы восьми лет подняться на костыли и увидеть во всю ширь и высь окружающий мир.
Десятилетним пошел в школу. Закончив с отличием семилетку в 1934 году, поступает в Салехардское национальное педагогическое училище.
По август 1941 года Иван Григорьевич преподает русский, ненецкий языки, графику и рисование в Салехардской политико-просветительной школе. Эта школа много сделала для культуры Ямала, для жителей тундры и тайги.
Иван Григорьевич не расстается с карандашом, с красками, много рисует. Именно тогда он и начинает писать прозу. «Это так прекрасно — биться со словом, подчинять его, укрощать так, чтобы оставалась его внутренняя упругая сила», — позднее скажет в связи с истоминским дебютом известный писатель Тюмени и Сибири К. Лагунов.
Кстати, в педучилище Истомин занимается в литературном кружке, где студенты издают рукописный журнал-альманах «Искры Ямала», в котором помещались рассказы, очерки. В альманахе находилось место для народных песен, сказаний и легенд, для неоткрытых кладов северного фольклора.
Проработав в учебных заведениях Салехарда, Истомин, несмотря на физический недуг, дает неожиданное согласие и выезжает учительствовать в оленеводческий поселок Ямгорт на горной реке Сыня. Это решение было принято в основном для того, чтобы улучшить свое материальное положение. Но и здесь молодой учитель не ограничивается школьными делами, он изучает быт и нравы малых народностей, ведущих полукочевой и кочевой образ жизни. Об этом писатель с теплотой вспоминает в небольшой повести «Пронька».
Однако со временем начинающий автор понимает как трудно ему без творческой сферы, без общения с литературным миром. Он явно вдруг осознает, что в одиночестве попросту не сможет донести до читателя задуманное, выполненное, осмысленное.
Пожалуй, окончательно Истомин решает свою будущую писательскую судьбу, уходя на работу в окружную газету «Красный Север», которой и отдает восемь лет своей жизни. Именно здесь с ним знакомятся Иван Юганпелик, Леонид Лапцуй и другие молодые ненецкие поэты.
Под его руководством профессиональное мастерство молодых литераторов становится заметным не только для ямальскго читателя. Иван Григорьевич по-детски радуется каждому успеху своих учеников. Их объединяет и большая дружба. Они могли до самой поздней ночи, до самого утра в надымленной комнате читать друг другу стихи, сказки, отрывки будущих поэм и повестей.
С 1959 года Иван Григорьевич переезжает в г. Тюмень и в течение пяти лет работает редактором Тюменского книжного издательства, готовя издания на языках народов Севера. Сюда к нему приезжают из Ханты-Мансийского округа молодые поэты Андрей Тарханов, Юван Шесталов, чьи имена сегодня известны не только в нашей стране.
Видимо, следует особо подчеркнуть, что начало развития художественной литературы Тюменского Севера заложено было на Ямале, и оно связано с именем Истомина. Причем не только рождение литературы, но и зарождение национальной интеллигенции.
В этом смысле обратим внимание читателя на
И это не все. В конце 1987 — начале 1988 годов окружная газета «Красный Север» публикует воспоминания писателя опять же под названием «Первые ласточки». Наконец-то И. Г. Истомин высказывает то, что было под запретом, что с ним действительно происходило.
Впрочем, идеологическое давление на писателя заметно и во многих повестях, рассказах и стихах. Так, например, в «Легенде», напечатанной в 1953 году в Тюменском издательстве, Ямал посещают два вождя — Ленин и Сталин. В «Легенде» же, опубликованной в 1961 году в московском издательстве «Советская Россия», Сталина уже нет.
С точки зрения сегодняшнего дня иной читатель усмехнется такой перемене взглядов. Однако литературу, в том числе и художественную, нельзя отрывать от времени, в котором человек живет. Ямальская литература еще переживала свой младенческий период, шел поиск образов, тем, сюжетов.
Да, есть и в повести «Последняя кочевка» или, скажем, в иных рассказах высокопарный патриотизм — «выполнить, перевыполнить…» Но опять же, как об этом судить. Вожди направляли, а люди-то верили в чистоту идей и оставались высоконравственным народом, правдивым и стыдливым.
Как бы ни было трудно повседневное время, однако каждому человеку отпущен глоток свободы, все же отпущен. Для художника этот глоток свободы очень дорог.
Если первоначальная рукопись романа «Живун» у Ивана Григорьевича не так связана с идеологией, то в книжных изданиях она поддается значительной корректировке. Последнюю ему, судя по рецензиям и письмам из архива, советуют сделать литературные критики и редакторы издательств. Вот почему в этом томе читателям предлагается редакция романа «Живун» от 1988 года — здесь автор успел хотя бы частично вернуть то, что было вычеркнуто.
Иногда я всерьез задумываюсь: для чего писателя награждают медалью или орденом? Зачем? Можно человека наградить за поступок, за подвиг, а это…
Художник — это духовная сфера. И его внутреннее состояние высшей наградой для него было и остается. И сколько раз замечено, когда эту духовность пытаются осыпать железками, художник разлагается, сам превращается в подобную же побрякушку…
Иван Григорьевич задумывает создать большое литературное полотно, делает первые наброски к роману «Живун». Материал требует полной отдачи этому труду, и он переходит на профессиональную литературную работу. Риск? Да, риск, особенно в материальной зависимости. Хваленая система социального равенства не очень-то щедра была к талантам…