Живущие в нас (сборник)
Шрифт:
В доме матери светилось окно и ярко мерцал экран телевизора. Катя любила этот дом, но теперь, когда появился новый, этот казался по-деревенски убогим и неуютным. На пороге она выдохнула, до предела ужав грудную клетку. …Надо быть пай-девочкой, чтоб мать не бесилась; как это говорят – усыпить бдительность… и тихонько постучала.
– Явилась, – с поворотом ключа послышался голос матери, словно она заранее знала, что дочь не посмеет ее ослушаться.
– Почему явилась? Я приехала…
Но мать не пожелала разбираться в тонкостях русского языка –
– Садись и рассказывай.
– Что рассказывать? – не поняла Катя, но то, что на нее не орали прямо с порога, было уже хорошо.
– Кать, – мать вздохнула, – если б ты пошла в кино или в кафе и опоздала на автобус, я б тебе слова не сказала – всяко бывает, но то, что ты два дня драила эту чертову квартиру, говорит о твоих далеко идущих планах, так или нет?
Катя молча опустила голову – отвечать «да» было слишком рискованно, а врала она лишь в самых крайних случаях.
– Вот и я о том же, – мать снова вздохнула, – тогда скажи, как ты представляешь, например, дальнейшую семейную жизнь? Или никак? Володька ведь никуда отсюда не поедет.
– А вдруг поедет?.. – Катя опустила голову еще ниже, начав погружаться в пучину лжи, – мы пока не говорили об этом.
– Да чего говорить! Будто сама не знаешь! И что? Развод? А не ты ли устраивала мне истерики, что это твоя единственная и вечная любовь; что тебе нужна свадьба, да не абы какая!.. Это что, я залезла в долги, чтоб через год ты вильнула хвостом? Нет, дочь, так не будет – хотела с ним жить, вот и живи. Я тебя, между прочим, предупреждала, что он старше тебя, что интересы у вас разные – он трудяга, хоть и с высшим образованием, а тебе б погулять еще; что это не последний мужчина в твоей жизни. Говорила я тебе? Скажи только, что нет.
Катя удивленно посмотрела на мать – разговор принимал неожиданно конструктивный характер; оказывается, ее готовы были выслушать, только она сама не знала, что сказать, кроме по-детски упрямого – я хочу жить там!
– Ладно, – не дождавшись ответа, мать махнула рукой, – скажи тогда, на что ты собираешься там существовать?
– Работать буду… – ответила Катя не слишком уверенно, – так же пойду сестрой в больницу. Образование у меня есть, какой-никакой опыт тоже…
– Прописки у тебя нет, – перебила мать, – кто тебя куда возьмет? А прописать тебя могут только после вступления в наследство, то есть через полгода.
– Но какая-нибудь работа ж там есть и без прописки! – окрыленная рассудительностью матери, Катя перешла в наступление, – пусть временная, на полгода!..
– А я тебе скажу какая – ноги раздвигать.
– Ну, почему, мам?.. – такая «работа» даже не приходила Кате в голову.
– По кочану!
Из опыта Катя знала – если использовался столь весомый аргумент, спорить дальше не имело смысла; оказывается, несмотря на «конструктивный разговор», решение уже было принято без нее, и в подтверждение этого, мать встала.
– Так что иди к мужу и больше в город ты одна не поедешь. А то, что вернулась сама – молодец, а то я уже с Сашкой Веретенниковым договорилась завтра ехать за тобой; тогда б мы по-другому беседовали,
– Поняла, – Катя тоже встала и понуро направилась к двери.
Провожать ее мать не пошла, и это было даже хорошо. …Слава богу, не догадалась ключ забрать!.. – подумала Катя по инерции, но вдруг поняла, что просто не отдала б его, ибо со вчерашнего дня перестала являться послушной девочкой, выворачивавшей карманы, чтоб мать могла обыскать их в поисках несуществующих сигарет; теперь она другая – она человек с квартирой и готова биться за новый статус до конца.
Во дворе кто-то поздоровался из темноты; Катя ответила, даже не оглянувшись, так как мысленно уже составляла список вещей, и тут ничего нельзя было упустить.
В подъезде ее привычно встретил заливистый лай Дика. …Как его никто еще не задушил, блин?.. – и тут же устыдилась, представив жутко бестолковое, но милое лохматое существо, безостановочно вилявшее хвостом; да и лай-то был совсем не грозным, а глупо радостным. …Нет, не так, – исправилась она, – просто если завели собаку, ее надо дрессировать. Дик-то тут не причем, – и Катя успокоилась, что все-таки не желает никому зла, – в какую ж сумку все сложить?..
Подойдя к двери, она услышала звук телевизора и поняла, что муж дома. …Хорошо это или плохо?.. Впрочем, какая разница?.. Тем не менее, войдя, она громко крикнула:
– Привет! Это я!
– Ну, наконец-то! – Володя появился из комнаты. Он был трезв, но в коридоре стояли пустые баклажки из-под самогона и пива – видимо, со вчерашнего дня, – все закончила?..
Муж улыбался, и Катя решила, что любит его; внутри сжался комок. Нет, это было не сердце – сердце исправно гнало кровь по молодому организму; это было что-то другое, не имевшее отношения к анатомии, однако даже над ним главенствовало сознание, и Катя покачала головой.
– Нет. На днях придется опять ехать.
– Ну, котенок, – Володя обнял ее, – мы ж договаривались…
– Там везде такие очереди – месяц можно ходить, – компенсируя ложь, она прижалась к мужу, представив, что, возможно, делает это последний раз. …Что за глупость?!.. Сейчас мы будем спать вместе, завтра поедем копать чертову картошку, потом… Странное нечто сжалось еще сильнее, и Катя поняла, что вся ее затея – совсем не такая простая штука, как казалось оттуда, из города.
– Есть хочешь? – спросил Володя, – от Васьки кое-что осталось, и я макароны сварил.
Катя подняла голову. …Господи, какой же он славный!.. Может, все-таки он поедет со мной? Там же здорово!..
– Что ты так смотришь? – спросил Володя.
– Как? – Катя через силу продолжала улыбаться.
– Не знаю, – лицо мужа стало серьезным – похоже, он искал сравнение поточнее, и нашел-таки! – как-то загробно.
– Типун тебе на язык! – Катя засмеялась – да, она собиралась уйти, но не в мрачный же мир, именуемый таким страшным словом, а совсем наоборот!..