Живущий рядом
Шрифт:
Нет, это не было приглашением на свидание или каким-то проявлением нежности. В среде ХХ подобное невозможно. Но все же многое человеческое в них еще сохранилось. Еще с тех давних времен. Вот допустим, Эльвира не выносила одиночества. Но назвать это каким-то уж страшным недостатком, мешающим ей в выполнении своих обязанностей, было никак нельзя. Потому что все они работали в среде людей и для того, чтобы их миссии выполнялись как можно более успешно, им просто требовалась та человечность, что была в них когда-то изначально.
— Хорошо, пойдем.
— Спасибо.
Нежно-голубой цвет моря постепенно
До воды с полкилометра. В принципе, такое расстояние при здешней вполне соответствующей земной гравитации можно преодолеть прыжка за три-четыре. Но Эльвире хочется пройтись. И Марк это чувствует. Что ж… уступим женщине, если среди них все еще осталось деление на мужчин и женщин.
К морю спускается довольно широкая выложенная плиткой тропа. Но приходится быть осторожным. Тут и там на нее выползают погреться различные представители местной фауны. И не хочется давить этих безвредных обитателей планеты, тем более, что некоторые из них так похожи на обычных земных ящериц, хотя в основном это самые разнообразные насекомые и их здесь несметное количество. Так что смотри в оба куда ставишь ногу.
А вот и покрытый гладко отшлифованной галькой пляж. Чуть дальше пенится бурунами вода. Несмотря на отсутствие ветра, море сейчас далеко неспокойно. Набегая на пологий берег волны с шумом несутся вперед, будто раз за разом все пытаются отвоевать для себя еще хоть немножечко дополнительного пространства.
— Нырнем?
— Нырнем.
Проткнув с разбега ближайшую волну, они разом погружаются в темнеющую сиреневой воду, подныривают под следующие валы и вот уже оказываются за чертой прибоя, мягко покачиваясь на подъемах и спусках.
— Нырнем?
— Нырнем.
Неспокойная поверхность остается где-то далеко вверху, а они, широко загребая руками, идут вниз, туда, где примостился шипастый коралл. Их тут же обступают со всех сторон любопытные рыбки. Марк с Эльвирой осторожно отгоняют от себя наиболее ретивых, которые в порыве изумления уже начинают тыкаться своими мягкими губками в тело, будто пытаясь на запах определить, что же это за чудо такое попало в их царство. И это весело. По-человечески весело. Минут через десять они вместе всплывают и, поймав подходящую волну, выбрасываются вместе с ней на берег.
А потом еще долго лежат на гальке приятно ощущая, как волны раз за разом добираются до ног приятно массируя кожу.
Последний отблеск солнца исчезает на горизонте. Тьма покрывает все. На небе одна за другой вспыхивают звезды. Пора возвращаться. Скоро ужин. Но Эльвира не торопится. Вместо того, чтобы в несколько махов добраться до корпуса санатория, она вновь приглашает пройтись. Что ж, пусть будет так. Только теперь зрение приходится чрезмерно напрягать, стараясь не пропустить какую-то букашку, которая не догадалась вовремя сойти с дороги.
Они вновь молчат. Они вообще очень редко разговаривают между собой. Их уже давно научили понимать мысли друг друга и это гораздо совершеннее,
— Знаешь, мне иногда кажется, будто я совсем перестала быть человеком, — произносит она в полголоса. — Словно куда-то все улетело… Чувства, былые увлечения, желания… Смотрю на себя со стороны и вдруг кажется, что это и не я вовсе.
— Хандра, — несколько поразмыслив отвечает Марк. — Ты давно на отдыхе?
— Полтора месяца.
— Сходи к психологу. У меня такое тоже иногда случается. Особенно при долгих перерывах в работе.
— Да… Во время работы как-то все более просто, она держит в тонусе… И все-таки, ты не хотел бы все поменять? Если бы была такая возможность? Сделать все по-другому, заново.
— Мы однажды сделали свой выбор, — Марк вдруг почувствовал как сильнейшая волна грусти накатывает на него со стороны Эльвиры. — И ты прекрасно понимаешь, что теперь назад дороги уже нет. К чему все это?
— Не знаю. Может быть потому что я когда-то была женщиной.
— Ты и сейчас женщина.
— Не знаю, не уверена…
В столовой, которая несмотря на самообслуживание гордо именуется местным персоналом «рестораном», они разом берут по две порции второго и насыпают себе огромные горы салата. Здешние повара, наверное, так никогда и не научатся накладывать им нормальные порции. Все рассчитывают на обычных людей. Хотя, в принципе, никто не мешает тебе взять добавку и даже не одну. Зато на тарелке все выглядит очень аппетитно. Прожаренная картошечка, румяный бифштекс и все это украшено яичком и зеленью. Будто дизайнер поработал. Жаль, что распробовать вкус этого великолепия невозможно. Вкусовые рецепторы ХХ уже давно перенастроены не на распознавание аромата, а на качественное определение «опасно-безвредно» потребляемого внутрь съестного. Вот и сейчас в мозгу Марка проносится обычное: «Полезно, насыщено белками, желательно добавить растительной пищи», — конечно, не напрямую словами, скорее на уровне подсознания, но примерно именно так, жаль, конечно, но сам вкус можно только вспомнить. Из тех былых времен, когда еще…
Марк медленно доедает салат, попутно запивая его компотом, по цвету — желтоватым, возможно — персиковым. При входе в столовую он едва бросил взгляд на меню и сейчас практически не помнит, что там было написано. В принципе, можно обратиться к промежуточной памяти и вернуть изображение, но зачем? Только для того, чтобы вспомнить, как приятно когда-то было ощущать вкус персикового компота? Глупость. «Насыщение всеми необходимыми веществами 98 %», — транслирует желудок мозгу. Вот и все таинство потребления пищи. А ведь когда-то ему что-то нравилось, а что-то он даже терпеть не мог и только мама все заставляла: «Ешь — это полезно».
Да… Вот уже более двухсот лет, как нет мамы, это по Земному календарю, для него же это — чуть более тридцати двух. Такие вот казусы встречаются при межзвездных перелетах. Родители не дождались его уже из первой миссии. И когда провожали в полет знали, что не дождутся. Но все равно не прощались, хоть и расставались навсегда. А он все записывал и записывал на долгосрочную память каждую секунду того времени. Сейчас иногда просматривает… Но это тяжело, хотелось даже стереть, психолог почему-то отговорил.