Живые и мертвые
Шрифт:
– Это Герцог, – пояснила Селина, – он всегда прибегает, когда из кухни пахнет едой.
Она наклонилась и протянула крысе кусок белого сухаря. Герцог схватил угощение, уселся на задние лапы и принялся за еду, не сходя с места.
– Кажется, вы к нему уже привыкли, да и он к вам тоже, – заметил вампир.
Вийастан кивнула:
– Не самое отвратительное существо на свете. И к тому же совершенно ручное и ухоженное.
– Давайте его прогоним! – нерешительно предложила Каттэйла, как только ей удалось прожевать оладью.
– Его сейчас заберут, – махнула рукой эльфийка.
Словно в ответ, по коридору прокатился пронзительный крик:
– Ты где прячешься,
– А ты сама-то как думаешь? – крикнула в открытую дверь Селина.
На пороге появилась хрупкая, с кукольным личиком, темнокожая женщина с белыми волосами и совершенно обычным голосом сказала:
– Да я сюда сразу и пошла. Тварь неугомонная снова выбралась из клетки.
– Привет, Тэйлиндра, – поздоровался вампир.
– Угу, – кивнула в ответ дроу, наклонилась и бесцеремонно схватила крысу под мышки. – Попался, паршивец!
– Где ты такого огромного нашла? – полюбопытствовал Зерван.
– Вывела! – торжествующе возвестила Тэйлиндра, прижимая питомца к груди. – Это новая порода! И учти, он еще маленький!
– Мне становится дурно, когда я пытаюсь представить себе, какой он будет, когда подрастет, – тихо прошептала Каттэйла.
– Тебе стоит позаботиться о задвижке понадежней, – заметил с улыбкой вампир.
– Я пыталась, – вздохнула темная, – но Герцог слишком умный. Он открывает изнутри любую задвижку, если увидит, как это делаю я. Я поставила возле клетки тяжелый камень так, чтобы он блокировал дверку, но Герцог додумался упереться в него сквозь прутья и отодвинуть клетку от камня. Ладно, я сейчас посажу его обратно и вернусь. Кстати, давно не виделись, Зерван.
Она шагнула к двери, но крысенок протестующе заверещал со смертельной тоской и отчаянием.
– Ладно, ладно, – с досадой согласилась Тэйлиндра, взяла со стола кусок сыра и сунула Герцогу. – Заткнись и жри!
Тот сразу же умолк, вцепившись в еду зубами и лапками.
– С каких это пор она занимается выведением новых пород крыс? – ухмыльнулся вампир, когда дроу вышла из кухни. – И главное, зачем?
Вийастан пожала плечами:
– Вообще-то Тэйлиндра хотела научиться разводить и дрессировать что-нибудь вроде василисков или мантикор… Или еще что-то в этом роде, большое и опасное. Думаю, ты понимаешь зачем. Учитель стал обучать ее, в качестве примера используя крыс. И она так увлеклась этим, что уже и забыла, для чего изначально собиралась заниматься селекцией…
– Я ничего не забыла, – возразила дроу, внезапно вернувшись на кухню с Герцогом под мышкой, – я изменила конечную цель. Разводить огромных крыс проще, чем василисков. Думаю, при хорошей тренировке они заткнут за пояс сторожевых собак!
С этими словами она схватила со стола початую головку сыра и ушла, бросив на прощание:
– Если я верну Герцога на место с сыром, а остальные ничего не получат – устроят очень шумный скандал.
– Она совсем не изменилась, – хмыкнул вампир.
– Как посмотреть, – ответила Вийастан, – отвратные манеры никуда не делись, но за последний год, что тебя не было, она ни разу не пригрозила кого-то убить. Настоящая душка по сравнению с собой же всего пять лет назад. Нянчится с крысятами – и хвала Маэнэмме, что не с ядами и прочей дрянью, на которую так падки темные.
– Да уж, колоритных учеников подобрал Учитель, – заметила Каттэйла.
Эльфийка покачала головой:
– Он не выбирал. Все мы пришли сюда сами, в поисках знаний, мудрости, разгадок, могущества… каждый за своим. Мы нашли Учителя, а не он нас.
– Так, оставьте в покое хлеб и оладьи, – сказала Селина, – обед вот-вот будет готов!
В
Больше никто не смеет тревожить монарший сон. В других помещениях кипит работа, слуги наводят порядок и чистоту, на кухне готовят изысканные яства к королевскому завтраку. Но в западном крыле – тишина. Могильная тишина. Только через окно доносится странный и тоскливый крик неведомой ночной птицы, какие не водятся в степи.
Кто бы мог подумать, что ему еще придется стоять на страже? Кто угодно, кроме него самого: ведь у мертвого ничего нет. Нет семьи, нет жены, нет народа, дома и родины. Нечего сторожить мертвецу.
И вот изгой стоит в карауле на чужбине, охраняя покой и жизнь чужого, человеческого вождя. Интересно, что сказали бы по этому поводу друзья и родня? Должно быть, не поняли бы.
А расклад между тем вполне ясен, если, конечно, этот молокосос с дурацким именем Тааркэйд хорошо владеет телмарским и он сам верно все понял.
Горстка дворян, прибравшая к рукам власть в стране, воевать не собирается и верит, что сможет откупиться от короля Телмара без войны… Смех, да и только. Телмар никогда не понимал по-хорошему, не ценил доброй воли. Удар топором по голове – вот единственный веский довод, который держит врагов на расстоянии от родных степей. Прибегать к сему аргументу приходится снова и снова. И теперь глупые людишки думают, что король Телмара довольствуется небольшим куском земли и отстанет. Недоумки.
Орк поднялся со стула, оставив топор стоять у стены, и подошел к окну, в задумчивости потирая рукой руку. Если глядеть в корень, то судьба этих двух людишек, вознамерившихся дать отпор Телмару, имеет немалое значение для детей степи. Да, это бесконечно унизительно – быть на побегушках у человека, но дело на первом месте. Только бы получилось у Тааркэйда. Только бы произошла желанная битва с заклятым врагом! И дело тут даже не в покойнике, отчаянно пытающемся с честью уйти в мир мертвых, где ему и место. Чтобы напасть на Эренгард, Телмару придется собрать достаточно большую армию, хотя бы в полтора раза больше, чем будет у Тааркэйда. А для этого потребуется отвести немного войск из других мест. Если Телмар потеряет в битве достаточно много воинов, на их восполнение могут уйти не месяцы, а годы. А это значит, что разорители не так часто будут вторгаться в степи. Кто знает, скольких детей спасет от неволи тот, кого звали Арситаром, убивая врагов тут, на границе между Эренгардом и Телмаром? Десять? Двадцать? Сто? Неважно, даже если б всего одного ребенка. Тут, на чужбине, он будет сражаться за свой народ, отнятые здесь жизни врагов – это сбереженные жизни соплеменников там, дома. И когда воин обретет наконец покой, то без стыда постучит в железные врата города предков.
И для этого необходимо сейчас охранять двух людишек. Конечно, Тааркэйд говорил, что никто пока ничего не подозревает, но не существует чрезмерной бдительности.
В этот момент бесшумно открылась дверь, ведущая в небольшую комнатушку, и в зал вошел высокий, по человеческим меркам, конечно, воин в закрытом шлеме и с алебардой. Дроу проклятый, чтоб ему провалиться.
Тааркэйд глупец, если верит темному эльфу. Впрочем, этот – такой же изгой, которому не суждено вернуться домой. Но в отличие от орка, он не хочет умирать и потому в мире, где его ненавидят, вынужден цепляться за тех немногих, кто ему доверяет.