Жизнь адмирала Нахимова
Шрифт:
Федор Керн успел побриться и надеть свежую тужурку. Встретив взгляд Павла Степановича, почтительно наклоняет голову.
– Ну-с, чего стоит передача дворцовых кумушек? Керн не смущается.
– Судите сами, ваше превосходительство. Государь разговаривал с английским послом и приказал Нессельроду сделать запись. Она будто и озаглавлена: "Предложение российского императора о дележе Турции".
Недоверие и отвращение так явно проявляются в лице адмирала, что Федор Керн разводит руками:
– Именно так повествовал мне доверительно чиновник Нессельрода. Его величество заявил британскому представителю,
Павел Степанович сидит, прикрыв глаза рукой. Потом глухо спрашивает:
– Конечно, англичанин ничего не ответил?
– Многие говорят, что он казался очень взволнованным. Ведь издали беседующих наблюдали. Это было на рауте у великой княгини Елены Павловны.
– Подходящее место решать вопрос о мире и войне, - раздраженно цедит адмирал.
– Да-с, это вроде камня в осиное гнездо. Зажужжат теперь...
Неясно, кто, по мнению Нахимова, должен зажужжать, но офицеры догадываются, что адмирал имеет в виду отнюдь не друзей России.
– Ведь армия наша сильная, Павел Степанович. С армией победителей Наполеона все державы должны считаться?
– робко спрашивает Скоробогатов.
– Россия благодаря военной силе занимает важное место. Нас боятся... Нахимов опять не кончает фразы, потому что вспоминаются чьи-то рассказы о генерале Сухозанете, выразившемся недавно в тон с верховным вождем армии: "Наука в военном деле не более как пуговица к мундиру... Без науки побеждать возможно, но без дисциплины - никогда". А дисциплина у таких генералов есть муштра с палкою... Что, если такие мысли утвердились в генералитете? Тогда есть солдаты, но нет войска.
– Новость ваша в самом деле важная, но рекомендую о ней более не распространяться, господа. Впрочем, мы и судить, по существу, средств не имеем. Наше дело исполнять, что потребует величие отечества... По флоту что толкуют в департаментах министерства? Или вы адмиралтейского шпица избегали?
Скоробогатов поспешно вспоминает:
– Как же. Контр-адмирал Матюшкин, мой прежний командир, звал меня к себе, расспрашивал. Вам кланяться велел. Так он говорил, что государь не одобряет больших расходов, какие проектируют по нашему ведомству с переходом на винтовое устройство. Программа николаевских верфей будет урезана. Будто государь нашел, что достаточно одного винтового корабля на бригаду.
– А хоть бы один был на дивизию, на весь флот. Обзаведение для машинных и котельных мастерских решено иметь?
– Отлагается этот вопрос.
Кряхтя и ощущая внезапный приступ болей в ноге и руке, Нахимов машет рукою:
– Что и говорить, развеселые новости вы привезли.
В это время пароход "Громоносец" стоял под парами в Одесской гавани. По срочному вызову Корнилов прибыл к светлейшему князю Меншикову. Князь неторопливо устраивается в каюте и рисуется перед своим гостем.
– Итак, Владимир Алексеевич, вы сызнова отправитесь в места ваших юношеских трудов. Я даже надеюсь, что,
– с циничной интонацией светлейший потирает мерзнущие подагрические руки.
– Я не читал меморандума, - замечает Корнилов.
– Признаюсь, мне легче выполнить другую миссию, поручаемую вами.
– Э-э, чепуха. В дипломатии важна сила. Я не собираюсь с Абдул-Меджидом церемониться. Я запасся в Петербурге сведениями, кого из министров французских клевретов - надо выгнать, ну и выгоню. Весь сыр-бор из-за лягушатников нового Наполеона.
Как только на время утихает революционный ураган, снова всплывает на поверхность вечный восточный вопрос, - справедливо отмечал Энгельс перед Крымской войной. Действительно, европейские социальные бури 1848 года временно ослабили вражду России и. Англии на Ближнем Востоке. Пока Николай I спасал от распада Австрийскую империю, министры королевы Виктории с беспокойством следили за революционными событиями во Франции. Европейский жандарм и британский капиталист одинаково боялись победы народов. Но повсеместное торжество реакции развязало сторонам руки для борьбы в Турции. Англия может повести теперь более активную политику, потому что в Наполеоне III, жалком племяннике злейшего врага ее могущества, она приобретает верного и агрессивного союзника.
Между тем император Николай, привыкнув считать себя диктатором Европы, не сомневается, что в столкновении с морскими державами Россия будет иметь союзников. Он дорого ценит свое содействие Австрии и всему Германскому союзу, оплаченное кровью русских солдат в Венгрии.
В 1828 - 1829 годах Николай I вел войну с Турцией в надежде осуществить греческий проект Екатерины II. Опыт этой войны показал, что овладеть территорией европейской Турции возможно. Однако об условиях мира приходится договариваться с другими державами Европы, упорно не желающими видеть Россию на выходах в Средиземное море.
Николай сразу после Адрианопольского мира решительно перешел от тактики сокрушения к тактике измора. Он долго соревнуется с Англией, Францией и Австрией в заботах о сохранении Турецкой империи.
По русской пословице - у семи нянек дитя без глазу. В сложном международном положении султанская Турция надеялась доказать, что дело обстоит наоборот. Прогнившая Порта мечтала удержать проливы и многонациональные владения, принимая одновременно покровительство и услуги всех рьяных добровольных гувернанток и дразня одну предоставлением преимуществ другой. Так, в 1833 году турецкое правительство благодарит Россию за посылку эскадры с десантной дивизией для защиты от восставшего Мехмет-Али, а англо-французов - за уничтожение войск и' флота египетского вассала в Сирии. Все последующие двадцать лет Порта довольно ловко балансирует между великими державами-няньками, а они изображают мнимое согласие и делают вид, что им очень приятна совместная опека "больного человека".