Жизнь адмирала Нахимова
Шрифт:
– Прибыл Хрулев?
– Говорят, видели его на площади с владимирцами. Второй батальон их к нам пришел.
– Отлично-с. Я туда поеду. – Адмирал указывает рукой на Камчатку, трогает лошадь, потом в раздумье дергает поводами и говорит адъютантам: Вы, господа, здесь оставайтесь. Я скоро вернусь.
Гнедой маштачок выбирается через Рогатку на куртину между Малаховым и 2-м бастионом. Лоснящийся круп исчезает в лощине, застланной дымом.
Лошадь адмирала привыкла за месяцы осады к выстрелам и ядрам. Но сегодня адский непрерывный шум
– Здорово, друзья, – приветствует Павел Степанович.
– Здравия желаем, Павел Степанович Левладный час к нам. Ажно и песни петь нельзя. Садит и садит.
– Нам же лучше. Растратит снаряды и замолчит надолго, пока ему новые привезут.
– Гляди, и в самом деле не хватает. Реже стал палить.
– Реже, в самом деле, – тревожно прислушивается адмирал. – Ну-с, поглядим, чего они притихли.
Несмотря на уговоры лейтенанта Тихомирова, начальника люнета после Сенявина, адмирал поднимается на банкет.
Английские мортирные батареи и 48 орудий французов, действительно, прекращают огонь. Частая пальба перекатывается за 3-й бастион, распространяется на всю городскую сторону и продолжается в море.
Есть что-то таинственное во внезапно наступившей тишине. Удовольствовались ли союзники разрушением укреплений или готовятся к штурму, обманывая бдительность севастопольцев канонадой по городу?
Он наводит трубу на высоты французской линии. Там вспыхивают белые ракеты и рассыпаются дождем искр. И как будто раздаются призывные звуки военных рожков.
– Шту-урм! – вдруг вскрикивает ближайший матрос.
Ракеты – сигналы для приготовленных штурмующих колонн. Две французские дивизии направляются против Камчатского люнета, две другие дивизии идут на Волынский и Селенгинский-редуты. Скрытые углублением Киленбалки и Докового оврага, они незаметно приблизились.
При крике "штурм" Павел Степанович опускает трубу. Невооруженному глазу отчетливо видны колонны, выбегающие из оврага на правый фас. Легким гимнастическим шагом алжирцы и зуавы в синих нарядных куртках и красных шароварах растягиваются перед укреплением.
– Картечь! – громко командует адмирал. – Сигнальщик, передай тревогу!
В ту же минуту рявкают пушки, и со всех сторон Камчатка окутывается дымом.
– Чаще! – кричит адмирал, видя, что атакующие батальоны сомкнули ряды и продолжают катиться к валу.
Полтавцы, выскочив из блиндажей, становятся в шеренги на брустверах и под барабанную дробь спускают курки ружей. Стрелки выбегают из контр-апрошей, вскакивают через мерлоны и тоже начинают пальбу.
Второй залп картечи сметает первые ряды алжирцев, но зуавы с криком "У1\ге Гетрегеиг!" уже во рву.
В то же время батареи на флангах
– В штыки! Коли! Ур-ра-а! – призывает майор Щетинников, командующий полтавцами.
Полтавцы соскакивают с брустверов, взяв ружья наперевес. Матросы, оставив бесполезные теперь орудия, бросаются в свалку с банниками и ганшпугами.
Стремительное движение защитников Камчатки сбивает зуавов, они бросаются в стороны, и резервные колонны открывают частый огонь.
Взмахивая саблей, Павел Степанович бежит в толпе солдат и матросов. Свист штуцерных пуль, яростная брань, крики раненых мешают понять, что нужно делать. Но об отступлении он не думает. "Продержаться хотя бы двадцать минут, и Хрулев пришлет подкрепление".
Вдруг перед ним вырастают красные шапочки с горизонтальными козырьками и козьи бородки французов.
– 1Тп ^ёпёга!е! – взвизгивает дородный зуав и прикладом ударяет по сабле Павла Степановича.
– Ш ^ёпёга!е! – кричат французские солдаты и толпой бросаются к нему. Он стреляет из пистолета в лицо бородатого солдата, сабля звенит по штыку другого зуава, но французы, привлеченные надеждой захватить важного пленника, густо облепляют адмирала, бросаются под ноги, хватают за руки.
– Братцы! Выручай Павла Степановича! – кричат матросы.
И, уже барахтаясь на спине под тяжелыми сапогами солдат, Нахимов видит, как обрушиваются на его похитителей длинные ганшпуги. Чьи-то руки помогают ему подняться, и он оправляет изорванный сюртук.
Штыковая работа полтавцев очистила правый фас. Но весь Камчатский люнет залит синими куртками. Бессмысленно оставаться здесь с двумя сотнями солдат и матросов против трех тысяч неприятеля.
Отстреливаясь, защитники Камчатки медленно идут по траншее. Один матрос успел даже забрать лошадь адмирала и подводит ее к Павлу Степановичу.
– Нет-с, теперь, друг мой, на лошади не время-с.
– Резервы идут, ваше превосходительство! – кричит лейтенант Тихомиров, припадая на раненую ногу.
– Наши! – кричат матросы, поворачиваясь к врагу.
Но адмирал и сам слышит топот тысячи ног и крик "урра!". Услышали мощный крик русских и зуавы, преследователи кучки отступающих. Зуавы затоптались на месте, когда мимо полтавцев пробежали роты суздальцев. Павел Степанович- издали увидел генерала Хрулева. Не чета Жабокритскому, он сам вел войска в контратаку.
– Ну-с, и мы обратно. Черноморцы, за мной! Полтавцы, вперед! – сказал не очень громко адмирал – людей было немного, и они кучились вокруг.
На спинах зуавов ворвались в люнет суздальцы. Не ждав такого стремительного нападения, бригада французов отошла и оставила в русских руках знамя и триста пленных.
Веселый, разгоряченный генерал Хрулев решает, что он на Камчатке больше не нужен.
– Я, Павел Степанович, отправляюсь выручать Волынский и Селенгинский редуты. Вы уж тут справитесь без меня. Командовать батареей есть кому?