Жизнь адмирала Нахимова
Шрифт:
В городе Павел трудно сходится с мальчиками, хотя его нельзя назвать нелюдимым. Он охотно играет в рюхи. Он принимает участие в кулачных сражениях. Но равнодушен ко всему, что волнует вяземских мальчуганов; ко всему, кроме игр на воде. Купаясь, Павел отдает все силы длительной борьбе с течениями и водоворотами. Когда гребет, расчетливо переводит дыхание и откидывается всем корпусом. При этом серые глаза из-под бронзовой пряди волос смотрят куда-то поверх реки, поверх деревьев, поверх холмов. Никто не знает, что Павел видит бурное море, что в этот момент направляет гичку в разрез волны через штормовой
В Петербурге на масленой неделе стоят морозы. Много снегу. На крепком гладком льду реки тесно уставлены балаганы фокусников и скоморохов. Раздается лязг и грохот ударных инструментов. Шумная толпа гогочет у края набережной перед клетками грустных зябких обезьян и вялых львов. Под пискливые такты унылой флейты качается синий от холода канатоходец. Клубится пар от пирогов с требухой, вязигой и рыбой, от горячих блинов, от разгоряченного весельем и водкою рабочего люда.
Павел оглушен человечьим гомоном. Неловкий, длинноногий, в чрезмерно короткой шинели, он торопливо шагает за братом и его блестящим товарищем, Николаем Бестужевым. В своей новой форме, не обвыкший к ней, сутулый Павел "точно молодой пингвин, выбирающийся с птичьего базара", – шутит бывалый Бестужев.
Они выходят к Сенату. Наискось, за рекой грузно поднимаются стены и верки, темным силуэтом врезается в небо шпиль Петропавловской крепости. Широта и величие! Щемящее тревожное чувство охватывает мальчика. Он поворачивается и вздрагивает. Огромный всадник вздыбил коня над скалой; он скачет на Павла, он грозно простер руку. Великий, страшный Петр! Как можно говорить о каких-то безразличных вещах в присутствии славного царя?! Невольно Павел тянет за рукав Николая, – кажется, он ищет защиты.
Два Николая смотрят в его растерянное лицо. Два Николая смеются.
– Какой кадет, какой гардемарин перед сим памятником не воображает себя адмиралом!
– Ты хочешь осмотреть Адмиралтейство? Ну пойдем.
Только теперь замечает Павел, что плац справа замыкает низкий желтый фронтон громадного здания и над ним в сером петербургском небе парит легкая золотая игла. Он молча идет за лейтенантом. Часовые в холодных киверах делают на караул, и они вступают между высоких подстав с якорями и пушками под арку, проходят вдоль замерзшего канала. Справа и слева деревянные эллинги укрывают остовы будущих кораблей российского флота, дальше во дворах под навесами груды материалов. Снова ворота, и они выходят на великолепный гласис, обсаженный в три ряда молодыми деревьями.
– Теперь ты можешь обнять глазом всю перспективу замечательного произведения русского зодчего. Его имя Захаров, – говорит Николай Бестужев. Он берет Павла за плечи и ворочает мальчика лицом к главному въезду с башней-колоннадой.
Грудастые нимфы поддерживают каменную небесную сферу, над ними громадный барельеф, и снова барельеф, и квадрат ионических колонн с фигурами стихий, времен года и стран света, и, наконец, фонарь с часовым.
Павел долго стоит закинув голову. Он пытается понять содержание барельефов, и бессилен. В смоленской деревне его не обучали греческой и римской мифологии. Мальчик вопросительно смотрит на брата.
– Царь Петр на корабельной верфи, а остальное в сей аллегории я позабыл. Вот Коля у нас ученый, литератор. Спрашивай его.
Бестужев
Вдруг Николай Бестужев кривит губы и продолжает зло, горько, словно забыл, что перед ним только мальчуган из деревни.
– Россия может быть покойна!.. С нею эмблема силы и богатства – палица Геркулеса и рог изобилия. Да еще сам кузнец Вулкан покорно складывает перед нею оружие, да еще Слава несет ее флаги над морем. Какая ложь! Страшная ложь! В наши дни загублен флот. Хоть детище Петра было возрождено и вновь прославлено Спиридовым, Ушаковым и Сенявиным, нынче оно унижено, ограблено…
– Николай! – укор и предупреждение в голосе старшего Нахимова, а в глазах будто даже испуг.
– Ну-ну, – еще больше кривится рот ученого лейтенанта, – я только говорю Павлу, что он должен мечтать о новой славе андреевского флага.
– Аминь! – Николай Нахимов весьма недоволен вспышкой товарища и торопит в обратный путь, к корпусу.
Но Павел уже задет словами Бестужева глубоко. Что же случилось с флотом? И разве не Россия, сокрушившая власть Наполеона в Европе, самая мощная держава мира? Вопросы застревают на губах. Ему нет дела до недовольства брата. Но он смущается и не умеет выразить свои мысли. Ведь Бестужев овеян славою Афонского сражения. Ведь в возрасте Павла Николай Александрович уже числился в экипаже легендарного капитана Лукина.
Он решает расспросить Мишеля, третьего из пяти братьев Бестужевых, который только классом старше его по корпусу и с ним очень мил. Павел любит в столице всего больше бестужевский дом. Там много книг на русском и иностранных языках, коллекции минералов, граненые камни, редкости из Геркуланума и Помпеи, собранные ученым отцом братьев Бестужевых, в прошлом тоже боевым моряком.
В очередное воскресенье Павел забирается с Мишелем на антресоли, в комнату мальчиков. И здесь книги, рукописи, акварели, морские приборы, карты, флаги, модели кораблей смутно говорят Павлу о том, что существует мир еще недоступных ему вкусов и интересов, и он в сравнении с Бестужевым просто дикарь.
Мишель – мальчик открытый и страстный, как старший брат. Он рад просветить Павла. Достает с полки запрещенного Радищева и читает Павлу наполненное гневом большого сердца "Путешествие".
– Не правда ли, стыдно и горько владеть крепостными душами?
– А у нас не так, – вспоминает Павел своих сверстников на деревне и то, что после разорительной войны отец покупал для сельца рожь в дальних местах, а барщину облегчил чуть не вполовину.
– А у нас не так, – вспоминает Павел своих сверстников на деревне и то, что после разорительной войны отец покупал для сельца рожь в дальних местах, а барщину облегчил чуть не вполовину.