Жизнь без десерта
Шрифт:
Хотя в тот морозный день в бане было не так жарко, как обычно, но Вера была довольна и тем теплом, что осталось от жара. Она, ковшик за ковшиком, плескала воду на остывающие камни, вытягивая из духовки последний пар, потом банным веником вбивала его в тело, чтобы согреться на всю неделю вперед.
Надо сказать, что в бане ей часто припоминался разговор с одной веселой вдовой.
Болела вдова редко, но на прием к Вере ходила регулярно. Жаловалась эта славная татарочка не столько на свои болячки, сколько на вдовью участь.
«Ох, Вера Владимировна, однако, досталось мне, горя-то, полные-то кошелки. Детей-то я, однако,
Этот совет Вере тоже пригодился. Она опять плеснула из ковшика воду на угли. Они зашипели, и горячий пар взлетел облаком к потолку. Отхлестав себя с оттяжкой, женщина с жалостью посмотрела на самодельный веник, который уже потерял листву и превратился в метелку из прутьев.
Когда все субботние традиции были соблюдены, и накормленные дети лежали по койкам, Вера вышла на крыльцо. Зная свою врожденную рассеянность, она выработала привычку уходить на ночной покой задом наперед, чтобы перед сном самой убедиться, что все во дворе находиться в порядке.
Ну вот, как всегда, она забыла выключить свет в бане. В длинной ночной сорочке, с наброшенной на нее фуфайкой и в домашних тапочках на босу ногу Вера пробежалась в баню, вывернула лампочку под потолком и поспешила обратно. Но у самого крыльца она вдруг остановилась и сделала три шага назад для того, чтобы разглядеть лучше ночное небо, закрытое с четырех сторон домом, высоким забором и дворовыми постройками. Пусть у нее тяжелели от инея ресницы, пусть мороз холодил пальцы ног, но разогретая баней кровь, еще гудела в ее теле. Стоя посреди снежной дорожки между крыльцом и баней, она подставляла себя морозу, чтобы тот остудил мучившее ее постыдное желание быть любимой мужчиной, которого нет.
Женщина с какой-то непонятной надеждой всматривалась в вышину, где в кромешной тьме тихо блистали звезды, свидетели ее позорного одиночества.
Какой она видится звездам издалека? Несчастной женщиной? Ломовой лошадью?
Мороз пробирался к сердцу, а ее сердце было уже давно остыло и уже не мечтало о высоком. О какой романтике можно было говорить, если даже Деда-Мороза она с радостью бы обогрела в своей постели.
Вера еще раз пристально посмотрела ввысь, и, отведя взгляд от звезд, решительно оправилась назад, в еще теплую баню. Ощупью стащив со скамейки теплое байковое одеяльце, она вышла на мороз и расстелила одеяло посередине снежной тропы между домом и баней, грузно опустилась на одеяло коленями и замерла. Через какое-то время, в морозной тишине послышался ее страстный шепот.
– Бог на небесах, … мне стыдно. Дай мне …, пожалуйста, … мужчину.
Произнести эту просьбу было трудно, но слова уже сорвались из ее уст, и никто не устыдил Веру за неприглядную откровенность. Ночь равнодушна в таким падшим женщинам, как она, а бог? А Бог тем более!
– Бог, ты прости за мою просьбу. Я ведь знаю, что ты меня слышишь. Знаю, что не все хорошо, что хочется …, но как мне вытерпеть еще одну ночь в одиночестве?
Опять тишина, тьма и немигающие злые звезды.
Вера немного помолчала, оглядываясь вокруг себя. Ни одна звездочка с высоты не упала, не одна ветка не хрустнула. Знамений не было. Она поднялась с коленей, дрожа от холода, и быстро поднялась на крыльцо. Дома ее ждали мягкая постель и тепло.
Уходя
Как было Вере знать, что за тысячи километров от ее дома, в этот час смотрел в темнеющие сумерки тот единственный мужчина, кому она была предназначена судьбой. Сердце Ронни не екнуло от зова тоскующей вдалеке суженой, таким слухом оно не обладало. Мужчина впервые за долгие годы чувствовал себя свободным человеком. Брачные оковы рухнули, а его душа еще не могла в это поверить. Мужчина наслаждался жизнью, как голодный человек на пиру, поэтому даже намек на повторную женитьбу воспринимался им как проклятие.
Да, для этих двоих рассвет еще не наступил.
Сытые дети спали. Вера, еще немного покрутившись на кухне, проверила печи и задвинула задвижки, чтобы тепло не уходило в тайгу. Потом довольная собой она улеглась в кровать с книгой в руках. Это книга называлась просто и страшно: «Диагностика кармы».
Эту книгу посоветовала ей прочесть соседка, учительница математики, что поселилась с семьей за оврагом. Конечно, Вера знала о карме, но при чтении этой книги она приходила в ужас. Получалось, что человек родился на свет, что быть тут же проклятым, даже от собственной мысли. Как прикажите людям жить, если каждое его необдуманное слово или желание могло обернуться гибелью, не только человека, но и его рода.
Как хорошо, что раньше она этого не знала, а то бы стала глухонемой с рождения.
Автор этой книги явно гордился тем, что озадачил читателей кармическими проблемами. Для своей книги он черпал информацию из недосягаемых для обычного человека сфер духовной жизни самой вселенной. Он помогал людям освободиться от порчи, а сам при этом при периодически то слеп, то заболевал, то травмировался в несчастных случаях.
После прочтения первой книги жизнь представлялась Вере неизбежным хождением над огненной пропастью по острию кинжала.
Во второй книге читатель предупреждался, что скорая гибель человечества предрешена, ибо каждое греховное помышление или затаенная обида отравляет карму не только отдельно взятого человека, но и всего человечества. Самое страшное заключалось в том, что сойти с этого острия безупречной жизни можно только посмертно.
В третьей книге описывались упражнения по очищению своей кармы.
Вот и сейчас, когда дети спали в детской комнате, накормленная скотина – в сараях, и фамильный пес Пират – в будке под снегом, Вера с опаской стала листать страницы этой третьей книги. В ночь на воскресенье можно было позволить себе побездельничать, нежась в постели и подумать над своей кармой.
Возле ее кровати на столе горела настольная лампа под розовым абажуром. Вера готовилась глобально простить свое прошлое, чтобы победить зло в будущем, а для этого она воспользовалась практическими советами по проведению сеансов телепатического гуляния в прошлой жизни, чтобы дать своему воображению опять прожить кризисные события и попробовать волевыми усилиями простить обиды, воскрешенные памятью, и этим очистить себя и весь свой род от всякого рода проклятий.
Такого опыта прощения прошлых обид у Веры еще не было, а у автора книги был. Поэтому женщина, доверившись книге, легла поудобнее на кровать. За окном трещал мороз, в печи шебуршились тлеющие угли, а на кухне из рукомойника редкие капли падали в тазик, отбивая ритм ночи. В спокойствии духа Вера закрыла глаза и вытянулась под пуховым одеялом, а руки положила поверх его.