Жизнь без головы

Хардинг Дуглас

Совершенством видения я называю видение не других, а себя.

Чжуан-цзы (III в. н. э.)

Видеть Ничто — вот истинное видение, вечное видение.

Шэньхуй (VIII в.)

Тот, кто знает, что он Дух, становится Духом, становится всем. Ни боги, ни люди не могут помешать ему… Боги не любят тех, кто достигает этого знания… Боги любят сокрытое и ненавидят очевидное.

Брихадараньяка упанишада (VII в. н. э.)

Глупцы отрицают то, что видят, а не то, то думают. Мудрые отрицают то, что думают, а не то, то видят… Наблюдай вещи, как они есть, и не обращай нимание на других людей.

Хуанбо (IX в.)

Тому,

кто не знает ничего, Это становится явным.

Мейстер Экхарт (1260–1327)

И какому правилу, вы думаете, я следовал? Воистину странному, но лучшему в мире. Меня вела полная вера в божественную доброту, благодаря которой я пришел к изучению самых очевидных и простых вещей.

Томас Трэгерн (1627–1674)

Кто сомневается в том, что видит,

Никогда не поверит.

Так что делай, что хочешь.

Уильям Блейк (1757–1827)

Самые важные для нас аспекты вещей трудно заметить из-за их простоты и обыденности.

Людвиг Витгенштейн (1889–1951)

Это оно. Никакого скрытого смысла. Вся эта таинственность — просто о том, что есть.

Вернер Эрхард (р. 1935)

Похищенное письмо в рассказе Эдгара Аллана По (1845) «осталось незамеченным из-за своей чрезвычайной очевидности». Злодей «оставил письмо прямо под носом у всего мира, таким образом сделав его совершенно невидимым для кого бы то ни было».

Глава 4. Как закончилась эта история

Восемь этапов Пути без головы

Прошло уже более сорока лет с тех пор, как на меня свалился тот первый «гималайский» опыт, и более двадцати со времени публикации его вышеупомянутого описания. Это были насыщенные годы — время множества сюрпризов и нескольких потрясений — в течение которых этот опыт преобразился в Путь (Путь без головы — вполне достойное название), который стал хорошо изучен — его изгибы, повороты, течение и заторы, его общая практичность. Давно уже следовало бы составить карту всего этого, идущую от самого начала (то есть задолго до «гималайского» видения).

Заключительная глава — как раз такая попытка нарисовать эту карту. Конечно же, она представляет лишь один из бесчисленных вариантов того первоначального Пути, который ведет, по словам Брихадараньяки упанишады, «от нереального к Реальному, от тьмы к Свету, от смерти к Бессмертию». Здесь и там он объединяется и сливается с Путем Дзэн, в других местах остается независимым. Если он кажется более прямым и легким, чем древний Дальневосточный Путь, то только потому, что проходит через знакомый ландшафт современной западной культуры, а не потому, что он короче или ровнее. И конечно же, он подойдет не всем западным путешественникам. Кроме трех первых этапов (через которые проходим мы все), наша карта, как и должно быть, создана на основе личного маршрута автора. А насколько она совпадает с маршрутом читателя — решать ему самому. Расхождения неизбежны, в том числе серьезные. Но по крайней мере начальные этапы нашей черновой карты покажут, как далеко он уже зашел, и это позволит ему понять, чего ожидать — ориентиры и этапы пути, тупики и ловушки, с которыми ему предстоит столкнуться, если он следует Путем без головы. Все Пути делятся на более или менее произвольные и нередко частично совпадающие этапы. Здесь мы выделяем восемь этапов: 1. безголовый младенец, 2. ребенок, 3. взрослый с головой, 4. безголовый видящий, 5. практика безголовости, 6. отработка, 7. преграда, 8. прорыв.

1. Безголовый младенец

В младенчестве ты был подобен животному, то есть для себя ты был безголовым, безликим, безглазым, беспредельным, целостным, неотделимым от своего мира и не осознавал это блаженное состояние. Бессознательно, ты жил без всяких препятствий, из того, Что ты есть, Где ты есть, из своего

Источника, и опирался лишь на Данность. Тебе было явлено явное — луна была не больше и не дальше руки, хватавшей ее. Твой мир был истинно твоим миром — расстояние, этот самый ловкий и ненасытный вор, еще не начал красть его у тебя. Очевидная реальность была очевидной — погремушка, потерянная из виду, больше не существовала — исчезновение означало уничтожение. Ты не претендовал на лицо в зеркале. Оно оставалось там — лицо того ребенка, не твое.

2. Ребенок

Постепенно ты научился судьбоносному и важному искусству выходить наружу и смотреть на себя со стороны, будто с расстояния нескольких шагов и глазами других, и «видеть» себя с их точки зрения как подобное им человеческое существо с нормальной головой на плечах. Нормальной, но единственной в своем роде. Ты начал отождествляться с лицом в зеркале и отзываться на свое имя. Однако для себя ты оставался целостным, безголовым, бескрайним Пространством, в котором случался твой мир. Не исключено, что временами ты хорошо осознавал это Пространство. (Ребенок склонен спрашивать, почему у других есть головы, а у него нет, или утверждать, что он ничто, не присутствующий, невидимый. Когда на третьем дне рождения Карлоса попросили показать разных тетей и дядей, он всех указал без ошибок. А потом кто-то спросил его, где Карлос. Он неопределенно замахал руками: Карлос не мог указать Карлоса. Позднее, когда его укорили в том, что он плохой мальчик, он не возражал против слова «плохой», но настаивал, что он не мальчик. Вскоре после этого он пришел к своей бабушке и заявил, что он все-таки мальчик!)

На этом этапе ты подходишь к тому, чтобы примирить оба мира — безграничный нечеловеческий мир, из которого ты вышел, и ограниченный человеческий мир, в который ты вступаешь. Слишком недолго у тебя существуют две индивидуальности, две версии себя. Для личных целей ты все еще не-вещь, растянутая, обширная, протянутая до самых звезд (хотя сейчас они уже далеко, ты все еще можешь включать их в себя, это по-прежнему твои звезды). А для социальных целей ты становишься все большей противоположностью этого. Если мы, взрослые, должны стать как маленькие, чтобы войти в Царствие Небесное, то мы должны стать как маленькие именно этого счастливого возраста (скажем, до пяти лет) — маленькие, которые для самих себя большие, по-прежнему необъятные, более «взрослые», чем сами так называемые взрослые.

3. Взрослый с головой

Люди, однако, развиваются удивительно разными темпами. Пэппи всего в два года уже обожала разглядывать себя в зеркало, а в два года и три месяца, когда ее мать (и по-моему, мудро) предположила, что, может, там и нет никакого лица или что с этой стороны зеркала — ровно там, где она находилась — просто пустота, она ответила: «Не говори об этом. Мне страшно!» По-видимому, с очень раннего возраста наш приобретенный взгляд на себя со стороны начинает затенять, накладываться и со временем вытеснять наше изначальное видение себя изнутри. Мы растем вниз, а не вверх. Вместо того чтобы присутствовать и касаться звезд, пребывая в единстве со всем, что под ними, мы сжались и отодвинулись от них. И теперь не мы объемлем мир, а он нас — то, что осталось от нас. И вот, уменьшенные от целой картины до этой крошечной части, разве удивительно, что мы постоянно попадаем в неприятности — ведь мы стали жадными, обидчивыми, отчужденными, испуганными, поверженными, усталыми, напряженными, повторяющимися, нетворческими, нелюбящими и абсолютно сумасшедшими? Или, более детально:

Жадные — когда мы пытаемся любой ценой вернуть и собрать сколько возможно от нашей потерянной империи.

Обидчивые или агрессивные — когда мы мечтаем отомстить социальному порядку, так жестоко урезавшему нас.

Отчужденные, одинокие, подозрительные — потому что мы болезненно воображаем, что люди, животные и даже неживые объекты отдалены от нас, что они холодные и высокомерные. И мы отказываемся видеть, как эта дистанция схлопывается, что в действительности они прямо здесь, с нами, наши близкие друзья, ближе ближнего.