Жизнь без головы
Шрифт:
Эту характерную легкость, о которой говорит Яньу, даос Ле-цзы (IV в. н. э.) пережил в такой степени, что, казалось, он летит верхом на ветре. Вот как он описывал это чувство: «Внутреннее и внешнее смешались воедино. После этого невозможно было отличить глаз от уха, ухо от носа, нос от рта — все было одним. Ум замер, тело растворилось, плоть и кости растаяли. Я совершенно не осознавал, на чем покоится мое тело или что у меня под ногами. Меня несло ветром, подобно сухой траве или листьям, упавшим с дерева. Я даже не знал, еду ли я на ветре — или ветер на мне».
Дзэнский мастер XVI в. Ханшань говорит о просветленном, что его тело и сердце совершенно не существуют: они неотличимы от абсолютной Пустоты. О своем собственном опыте он пишет: «Я прогуливался, и вдруг неожиданно остановился,
В наше время Д. Т. Судзуки подводит итог: «В дзэн воплощение есть развоплощение, плоть — не плоть, здесь-сейчас равно пустоте (шуньята) и бесконечности». Вне дзэн не так легко найти утверждения, такие же ясные и лишенные религиозности, как эти. Однако можно найти много параллелей в других традициях, если знать, что искать. И ничего удивительного, истинное видение не зависит от случайностей истории и географии.
Конечно же, ближайшую параллель можно найти в Индии — месте рождения буддизма. Шанкара (предположительно 820 г.), великий мудрец и интерпретатор адвайты (абсолютной недвойственности), учил, что у человека нет надежды на освобождение, пока не исчезнет его отождествление с телом — не более чем иллюзией, порожденной неведением. Его истинное Я как пространство — свободно, чисто, бесконечно. Путать иллюзорное тело с истинным Я — значит обрекать себя на связанность и несчастье. Это учение существует в Индии и по сей день. Один из его самых ярких представителей нашего времени, Рамана Махарши (1879–1950), говорил ищущим: «Вы серьезно полагаете, что вы тело, что у вас есть форма. Это основное заблуждение, из которого возникает все страдание».
Христианству также известен тот факт, что подлинное озарение должно рассеивать темную смутность тела, так же как и души (хотя, как заметил архиепископ Темпл, это самая материальная из всех великих религий). «Когда твое око едино, — говорил Иисус загадочно, — все твое тело наполнено светом». Это единое око несомненно тождественно совершенному Третьему Глазу индуистского мистицизма, который позволяет видящему смотреть одновременно внутрь на Пустоту и вовне на то, что ее наполняет. И также подобно бесценной жемчужине, которую (согласно западной традиции) мы ищем где угодно, а она здесь, у нас на лбу.
Августин Бейкер (1575–1641) пишет о христианской медитации: «В конце концов он приходит к чистому и полному погружению и тогда начинает казаться себе духом, будто лишенным тела… Чем чище и полнее это погружение, тем выше человек поднимается к совершенству». Это комментарий на хорошо известный отрывок из «Облака Неведения», мистического труда XIV в., который учит, что живое осознание нашего несуществования — это необходимая предпосылка истинной радости: «У всех людей есть повод для печали, но большую печаль чувствует тот, кто знает и ощущает, что он есть». Конечно, это обязательное самоотрицание — любимая тема всего христианского мистицизма. Никто не описывал две его стороны смелее, чем Св. Бернар (1091–1153): «Это не только человеческая радость — потерять себя таким образом, освободиться от себя так, будто вообще перестал существовать, — это еще и блаженство небес… Как, в противном случае, Бог может быть „вездесущим“, если в человеке остается хоть что-то от человека?»
Иногда на Западе даже язык мистиков так же подобен дзэн, как и то, что он описывает. Герлак Питерсон (1378–1411) говорит о «показывании», которое «так неистово и так сильно, что все нутро человека, не только его сердце,
и вести себя как бешеная обезьяна, он вглядывается в самые ее глубины, в прозрачное сердце Реальности.
Когда наше внимание приковано к физическому миру, мы не можем видеть сквозь него.
Не замечая внутренней информации, мы смотрим на свои маленькие человеческие тела и видим их непрозрачными и отделенными от Тела Тотальности, от Вселенной, которая в результате тоже кажется нам непрозрачной и разделенной. Некоторых поэтов, однако, не так легко провести и запутать так называемым здравым смыслом — они проникают в суть вещей и упиваются их прозрачностью. Райнер Мария Рильке писал о своем мертвом друге:
Тенистые долины эти, колышущиеся травы И ручейки воды бегущей — его лицо,но не остановился на растворении человеческого лица и человеческого тела. Он призывал пойти дальше и «сделать землю, на которой живем, и далее вселенную невидимой, и так превратить ее в высший план реальности». Для Рильке эта вездесущая Пустота, наше бессмертное Лицо не имеет границ. Как Трэгерн [4] говорит о себе:
Я был самим восприятием. Я не чувствовал ни бренности, ни материи в своей душе, Ни края, ни границ, какие в чаше Видим мы. Моя сущность была вместимостью.4
Томас Трэгерн (Traherne) (1627–1674) — английский поэт, священник. (Прим. пер.)
Вот более известный отрывок: «Ты не сможешь наслаждаться миром, пока море не потечет в твоих венах, пока ты не облачишься в небеса и звезды не увенчают твою голову».
Это не что иное, как дзэнское переживание сатори — только язык слегка отличается. В момент сатори возникает взрыв, и тело человека замещается вселенной. «Он чувствует, как его тело и ум, земля и небо сплавляются в одно прозрачное целое — чистое, осознанное и полностью пробужденное», — говорит мастер Бошань:
Вся земля — лишь одно мое око, Лишь искра моего сияющего пламени.Во множестве текстов говорится, как просветленный, будто магическим образом, поглощает в себя реки, горы, моря и весь мир, уменьшая все до этой Пустоты, до ничто, и затем из этой Пустоты создаются реки, горы, моря и весь мир. Без малейшего неудобства он выпивает все воды Западной Реки и вновь извергает их. Он вбирает и уничтожает все вещи и создает их. Он видит вселенную как поток, истекающий из его глубинной Природы, при этом сама она остается чистой, абсолютно прозрачной. Он вернулся к себе настоящему, самому сердцу существования, из которого проявляется все бытие. Короче говоря, он становится божественным. Оказавшись в единственном Источнике, он восклицает: «Я Центр, я Вселенная, я Создатель!» (Д. Т. Судзуки). Или: «Я причина своего собственного я и всех вещей!» (Экхарт). В живом языке дзэн вшивая дворняга превратилась в златогривого льва, ревущего в пустыне, спонтанного, свободного, энергичного, великолепно самодостаточного и одинокого. Прибыв наконец Домой, он обнаруживает, что там нет места для двоих. Наш Трэгерн снова вторит восточным мастерам, восклицая: «Улицы были моими, храм был моим, люди были моими, их одежда, золото и серебро были моими, а еще их сверкающие глаза, белая кожа и румяные лица. Небеса были моими, а также солнце, луна и звезды. Весь Мир был моим, а я — его единственным зрителем и ценителем».