Жизнь без Карло. Музыка для экзальтированных старцев
Шрифт:
Обед был роскошен и немыслимо традиционен.
Я сам, родившись и прожив в Казахстане тридцать лет, на такой обед попал впервые, ибо раньше не приглашали.
Казахи, кстати сказать, народ вполне продвинутый — многие из них закончили Оксфорд, а некоторые даже и Кембридж, но это был не тот случай. На первое нам подали варёный курдючный жир. Курдюк — это то, что у овцы вместо хвоста. Я, улыбаясь и параллельно исполняя переводческие функции, проглотил кусок, надеясь этим отделаться, но мне тут же навалили добавки. Я содрогнулся, но, впрочем, тут же порадовался, что не я тут самый почётный гость, ибо самому
Я бросил переводить и стал с интересом наблюдать за британцем. И о! Он это сделал! Он попросил принести ему гранёный стакан, налил туда водки до краёв, произнёс цветистый тост за хозяина, его маму, папу, детей, внуков, племянников и, наконец, за хозяйку, крякнул, выдул одним духом и съел эти самые мозги. Все, до самого основания черепа.
«Ну как?» — спросил я его, когда мы уже ехали в машине в аэропорт.
«Ужасно, — честно ответил банкир. Потом подумал и сказал задумчиво (тут уж я, простите, употреблю английский, потому по-русски как ни крути, а всё получается коряво), — You know. You always play their game. Unless it conflicts with yours»[1]
Он был, видимо, последним расистом в Объединённом Королевстве, который полагал, что люди — они всё же разные.
Деревня. сентябрь. лиса.
В деревне завелась лиса.
Не иллюзорная какая-нибудь лиса, у которой избушка была ледяная, а нормальная, обычная. Живёт где-то на Дикой Горке.
Все куровладельцы в панике.
«Дима! — сказала мне сегодня баба Маруся. — Не поверите, прямо вот сюда подошла! Я палку об забор сломала! Отгоняла! Может быть, хоть вы убьёте?»
Я поёжился. Как же вот так? Лисичку-сестричку? Хвостик рыженький, Волка всё время обманывает.
Хотя, грустная правда действительности состоит в том, что каждая вторая из этих сестричек болеет бешенством. Но всё равно нет, не готов. Очень я пока что городской.
Другая жизнь. национальная валюта
Очень давно, в девяносто третьем ещё году, в самый разгар благотворнейших реформ во имя уничтожения Империи Зла, со мной приключилась полная жопа.
В декабре предыдущего года в государстве Казахстан была введена собственная валюта — тенге. Много-много позже я, выпивая с отцом этой валюты Григорием Марченко коньяк, спросил у него укоризненно: а зачем это было нужно? «А что было ещё делать?» — развёл руками видный финансист и отвёл в сторону глаза.
Вся моя тогдашняя клиентура, то есть деревенские немцы, которым я переводил документы для спешного бегства с тонущего корабля Империи на давно забытую их родину, тут же исчезла: до их сёл и деревень новая красивая валюта, отпечатанная не где-нибудь, а в самом Лондоне, просто-напросто ещё не добралась.
Прошёл январь, потом половина февраля. Я отвёз дочку к своей матери: мать всё же, пусть ещё ребёнком, пережила войну и умела делать хоть какие-то пищевые запасы.
В день рождения своей дочери я поехал к ней на троллейбусе. Денег у меня было ровно на один чупачупс.
Я доехал до центрального гастронома и пересел на маршрутку (маршрутка
Мне было мучительно стыдно: я, вполне здоровый и не безрукий мужик, подарю сейчас дочери вот этот, блядь, чупачупс. Праздник-праздник. «Господи! — попросил я от всей своей небольшой души. — Господи! Не себе прошу, мне ничего не надо, вообще ничего. Сделай, пожалуйста, что-нибудь. Я даже не знаю что. Пожалуйста!»
После этого я затосковал и посмотрел в окно. Потом посмотрел на пол: между сиденьями лежали денежные бумажки. Я их подобрал: восемьдесят тенге. Сейчас это ничтожнейшая сумма — что-то около половины доллара, но тогда это были огромные и невообразимые деньги — долларов, наверное, двадцать.
Я очень хорошо понял, для кого выданы эти деньги, и немедленно истратил их все до копейки: купил какого-то шерстяного медведя, сникерсов, ядовитого зелёного напитка в пластмассовой бутылке и ещё чего-то из того, что продавалось тогда в коммерческих киосках.
В общем, праздник удался. Только вот зачем была нужна эта реформа, я так до сих пор и не понял.
Деревня. сентябрь. день
Попытался вырваться из заколдованного этого леса. То есть встал ни свет ни заря, умылся и даже почистил зубы (причесаться, правда, не нашлось чем, так что и так сойдёт), уложил в рюкзак то, что ношу с Собой, запер ворота на потешный навесной замок и отправился на железнодорожную станцию к дизелю до райцентра. Там в райцентре планировалось совершить решительно мне непонятные действия с причитающимися мне 0.6 га сельскохозяйственных угодий (о, это страшное слово «кадастр»).
Я честно шёл! Ни разу не присел передохнуть и даже вспотел, карабкаясь с горки на горку. И всё равно опоздал к дизелю ровно на десять минут и остался стоять на пристанционной площади посёлка: слева почтовое отделение с надписью «киберпочта», каковое я ещё ни разу не видел открытым, справа магазин бакалейных продуктов и ещё один, который раньше назывался бы «смешанные товары»: в нём продают всё: от галош, керосина и цемента до мороженого и водки.
Махнул на всё рукой, купил в бакалейном магазине толстую бутылку такого креплёного пива, от которого с ужасом отшатнулся бы в городе Петербурге, дошёл до безымянного, ровно на полпути, озера, скинул рюкзак, откупорил пиво и уселся на берегу. И никого: купальный сезон закончился позавчера. Одна лишь куча пластикового, жестяного и стеклянного мусора посреди обгорелого пятна напоминает о летних забавах и утехах приезжих и проезжих.
Простучал над моей головой дятел и совершил надо мной круг летучий хищник, но я его не заинтересовал. Обследовала мою шею одинокая землеройная оса и тоже не впечатлилась.
Завтра ещё раз попробую уехать.
Дорога. Петербург
Во львовском поезде в полпятого утра за полтора часа до прибытия в город Петербург включают безжалостный люминесцентный свет.
Что может сделать пассажир за полтора часа? Поссать, умыться, покурить в тамбуре, выпить кофе, подумать и выпить ещё пива, опять покурить, сдать бельё, закинуть матрас на третью полку — вот и двадцать пять минут долой.