Жизнь Чезаре Борджиа

Сабатини Рафаэль

Население и гарнизон Вианы быстро собрались на городских стенах, будучи уверенными, что мятежники решили совершить вылазку. Их взорам предстало удивительное зрелище. На врага устремился одинокий всадник! Туман еще стлался над росистой травой, и казалось, будто вороной конь летит, не касаясь земли. Восходящее солнце, сверкая и дробясь на золоченых доспехах рыцаря, делало его похожим скорее на сказочного героя, сотворенного

фантазией менестрелей, чем на человека из плоти и крови. Словно пылающий метеор, Чезаре Борджа мчался в последний бой.

Почему он так поступил? Трудно допустить, что герцог Валентино, так страстно любивший жизнь, намеренно пошел навстречу гибели. Может быть, его понес закусивший удила конь? Этого мы никогда не узнаем.

Налетев, словно ураган, на арьергард отступающего отряда, герцог буквально разметал мятежников и бросился в атаку на основные силы Бомонта. Но замешательство противника длилось недолго. Несколько кавалеристов отделились от отряда графа и поскакали навстречу преследователю. Немногие могли поспорить с Чезаре в умении владеть оружием, но сейчас численный перевес врагов был слишком велик. Вскоре им удалось оттеснить его к краю дороги, на крутой каменистый склон, не дававший возможности сражаться верхом.

Чезаре соскочил с коня. Он уже знал — пришла смерть. Тяжелая толедская шпага в его руке плясала, словно живая, успевая наносить и отражать десятки ударов со всех сторон. Но вот он сделал шаг назад, оступился — и в тот же миг острие вражеского клинка отыскало щель между нагрудными пластинами панциря. Захлебываясь кровью, герцог упал. А вдали уже нарастал грохот копыт — армия спешила на выручку своему предводителю.

Солдаты герцога перевезли тело своего командира в Виану. К вечеру в город прибыл король. Горе в душе Жана боролось с подспудным чувством облегчения: подобно многим, он боялся Чезаре Борджа, хотя любил и уважал его. На следующий день состоялись великолепные похороны, и тело герцога Валентино обрело вечный приют перед алтарем церкви Санта-Мария-де-Виана. На мраморной плите надгробия были высечены строки безыскусного стихотворения, сочиненного местным поэтом:

Aqui Yace En Роса Tierra Al Que Todo Le Temia El Que La Paz Y La Guerra En La Sua Mano Tenia.

Oh Tu Que Vas A Buscar Cosas Dignas De Loar Si Tu Loos Lo Mas Digno Aqui Pare Tu Camino No Cures De Mas Andar note 41 .

Почти

двести лет никто не вспоминал об этой могиле в далекой пиренейской крепости. Но в конце XVII столетия прах покойного потревожил человек, от которого, казалось, можно было бы ожидать большего уважения к памяти Борджа, — епископ Калаорры. Он считал обоих Борджа исчадиями ада, ибо судил о них по только что появившейся книге Грегорио Лети (Томмазо Томмази). По неведомым причинам епископ относился с полным доверием ко всем утверждениям ренегата, а потому приказал снять надгробие и удалить из храма нечестивые останки. Так достойный наследник евангельского фарисея уничтожил последнее достоверное свидетельство о Чезаре.

Note41

Здесь, под горстью земли, лежит тот, кто внушал страх всем людям; тот, в чьих руках были мир и война. О путник, если ты ищешь, кому воздать заслуженную хвалу, — преклони колени здесь, ибо тебе не найти достойнейшего (исп.)

* * *

В год гибели мужа Шарлотта д'Альбре лишилась и своей единственной подруги: умерла королева Жанна. Молодая вдова вернулась к отцу. Она горько оплакивала Чезаре и все оставшиеся годы соблюдала глубокий траур. Через семь лет смерть унесла и эту бедную женщину, видевшую в жизни так мало счастья.

Луизе Валентинуа, дочери Чезаре и Шарлотты, в то время шел шестнадцатый год. Мать поручила ее заботам герцогини Ангулемской, при дворе которой Луиза провела около трех лет. Затем эту прелестную, но всегда задумчивую девушку выдали за Луи де ла Тремуя, виконта Туарского. Брак был недолгим — виконт погиб при осаде Павии, и вторым мужем Луизы стал Филипп де Бурбон-Бюссе.

Лукреция скончалась в 1519 году, через год после смерти своей матери, Ваноцци Катанеи, с которой она до последних ее дней поддерживала переписку.

REQUIESCANT! note 42

Note42

Да покоится в мире! (лат.)