Жизнь чудовищ в Средние века
Шрифт:
Фома из Кантимпрэ. О природе вещей. VIII , 24
22. Аспид вынашивает в утробе не детенышей, а яйца, мертвый он еще опаснее, чем живой. У него голова как у горлицы, и если он ужалит змею, то сам погибает от прикосновения к ней.
Первым, кто поднял главу из того ядовитого праха, Был насылающий сон своей шеей раздутою аспид, Много попало в него и крови, и яда густого И ни в единой змее плотнее, чем в нем, не сгустилось. В зное нуждается он, в прохладный край переходит Он против воли своей, лишь до нильских песков доползая. Есть ли в наживе
Лукан. Фарсалия. IX , 700-707
23. Согласно мифам, изложенным поэтами, во время сражения, которое Клеопатра заодно с Антонием вела против Цезаря, она, напуганная змеями-близнецами, а также чудищами и облаками, гудевшими в воздухе, бежала к Нилу. То, что за спиной у царицы оказались воздушные змеи и чудовища, не иначе как выдумка: в лживых мифах поэты по собственной воле сочиняют много такого, чего не происходило на самом деле.
Войску знак подает царица египетским систром И за спиной у себя не видит змей ядовитых. Чудища-боги идут и псоглавый Анубис с оружьем Против Нептуна на бой и Венеры...
Вергилий. Энеида. VIII , 696-699
24. Рассказывают, что вход в Преисподнюю охраняла Тисифона, опоясанная кроваво-красной наллой и преграждавшая душам путь плетью из живых гадюк. В мифах говорится, что Тартар был окружен тройной стеной и огненной рекой Флегетонтом, чьи неугомонные языки пламени заставляли даже камни выть от боли. И еще в мифах сказано, что вход во внутренние покои этого города Тартара охраняла гидра с пятьюдесятью головами.
Город раскинулся вширь, обведенный тройною стеною. Огненный бурный поток вкруг твердыни Тартара
мчится,
Мощной струей Флегетон увлекает могучие камни. ...На железной башне высокой Днем и ночью сидит Тизифона в одежде кровавой, Глаз не смыкая... Слышится стон из-за стен и свист плетей беспощадных,
Лязг влекомых цепей и пронзительный скрежет железа.
Вергилий. Энеида. VI , 549-558
25. В том, что мы поведали выше о змеях, одно является правдой, а другое вовсе не заслуживает доверия и на поверку оказывается чуждым истине. И по сей день существуют многие виды змей, например дипсады, царевичи, геммороеды, спелаги, водяные змейки, о которых я не нашел ничего особенного и достойного удивления.
Грозный на вид геморрой, огромный, в чешуйчатых кольцах; В Сиртах рожден, в их равнинах живет и херсидр земноводный, Также хелидр, что ползет, дымящийся след оставляя;
Кенхрис, ползущий всегда в одном направлении, прямо; Знаками чрево его разрисовано пестро, их больше, Чем на офите из Фив, раскрашенном пятнами мелко; И гаммодит, обожженным пескам п одобный по цвету, Неотличимый от них; и с гребнем подвижным керасты; Также скитал, что еще на земле, где иней не стаял, Кожу снимает свою; иссушенные жаждой дипсады; Страшная, с поднятой вверх двойной головой,
амфисбена;
Также парий, бороздящий песок хвостом заостренн ым ; И разевающий пасть — всю в пене — прожорливый престер;
И разлагающий сепс, разрушающий с телом и кости.
Лукан. Фарсалия. IX , 709-723
Чудовища начинают размножаться .
Физиолог рассказывает о некоем ките, что обитает в море, и зовется он именем «аспндоколеон», величины невероятной, наподобие острова, тяжелее песка, облик имеет дьявольский. Несведующие моряки привязывают к нему суда, словно к острову, встают у него на якорь и пристают как к пристани и разводят на нем огонь, чтобы приготовить себе что-нибудь, но если кит обожжется, он, мочась и опускаясь в глубины, топит все корабли... Есть у кита еще одно свойство: когда проголодается, он широко раскрывает свою пасть, а из пасти его исходит приятный запах, почуяв который рыбешки устремляются на этот запах и оказываются в пасти этого огромного кита. Когда же наполняется его пасть, он закрывает ее и проглатывает всех этих маленьких рыбешек.
Фома из Каптимпрэ. О природе вещей. VI , 6
Многие из мест в «Книге о зверях и чудовищах» мож-но прочесть и истолковать благодаря тому, что Фома из Кантимпрэ своевременно сделал оттуда выписки. Фома, автор фундаментального труда «О природе вещей», интересовался чудищами самыми разнообразными и оказался, пожалуй, первым из средневековых писателей, кому довелось существенно расширить и пополнить полуфантастический зверинец.
Биография этого фламандского доминиканца весьма типична для той эпохи. Человек неприметный, он был современником многих людей выдающихся. Фома родился в 1201 году в знатной семье, годы ученичества — с 1206 по 1216-й — провел в Льеже. Именно там он слушал проповеди Якова де Витри, призвавшего паству отправиться в пятый крестовый поход.
В шестнадцать лет Фома стал монахом-августинцем, однако, почувствовав тягу к науке, в тридцать лет присоединился в Лувене к доминиканцам и отправился учиться в Кельн, где его однокашником стал Альберт Великий. В 1237 году Фома переехал в Париж и, возможно, подвизался там при университете, говорят, он был учен «тевтонскому и галльскому наречиям». После сорока он вернулся в Лувен и, поднимаясь вверх по ступеням орденской лестницы, умер 15 мая не то 1270-го, не то 1272 года.
Как и в истории с камнями, приходит время писать энциклопедии. Со времен Исидора Севильского и Рабана Мавра монахи не ставили перед собой задачу создания всеобъемлющего свода знаний. Оказалось, доминиканцам без этого не обойтись. XIII век — пора расцвета энциклопедий, они стали появляться, будто... Вот интересная закономерность: Исидор Севильский писал свой труд накануне нашествия арабов, на долю Фомы из Кантимпрэ, Винсента из Бо-вэ, Роджера Бэкона, Брунетто Латини пришлись татары (знай и помни, писатель fantasy, если где-то в Мордоре собираются темные силы, значит, время сажать какого-нибудь монаха в возрасте около сорока за составление труда энциклопедического характера, а то все старцы да хроники).