Жизнь чудовищ в Средние века
Шрифт:
Средневековым писателям не пришлось изобретать вымышленных существ, большинство чудищ досталось им в наследство от античности. Одним из первых зачинателей традиции был Аристей из Проконесса, которому мы обязаны обрывками преданий о воздерживающихся от мяса гипербореях и исседонах (людях, поедающих своих мертвецов), об одноглазых великанах аримаспах и грифах, охраняющих золото Рифейских гор. Как рассказывает Геродот, Аристей, одержимый Фебом, внезапно исчез из своего родного города, появился спустя семь лет и сочинил «Эпос об аримаспах», затем исчез вновь, и больше его не видели. От «Аримасфеи» не сохранилось почти ничего, кроме пересказа Геродота и описания грифов у географа Павсания. Возможно, с поэмой был знаком Эсхил, предупреждавший устами Прометея об опасностях, подстерегавших многострадальную Ио (обращенную на тот момент в корову):
Острокогтистых бойся грифов, Зевесовых
Собак безмолвных! Войска одноглазого
Остерегайся Аримаспов-конников,
У золототекучего кочующих
Плутонова потока!
( Эти.Прометей прикопанный / Пер. А. И. Пиотровского // Эсхил. Трагедии. М., 1989. С. 258.)
Во времена автора «Естественной истории» Плиния Старшего (род. в 23—24 г. н.э., погиб
Кормчий Скилак из Карианды в конце VI века до н. э. предпринял плавание вниз по реке Инд, добравшись морем до Египта. Именно он первым описал знаменитых муравьев, добывающих из-под земли золото, которое индийцы похищают с помощью верблюдов.
Греческий врач Ктесий, подвизавшийся в начале IV в. до н.э. при дворе персидского царя Артаксеркса II, оставил описание страны, находившейся к востоку от владений Ахеменидов. Книга получила название «Индика», и хотя целиком она не сохранилась, однако византийский патриарх Фотий включил ее краткое изложение в свою многотомную «Библиотеку». Сочинениям Ктесия не очень-то доверяли (и справедливо, потому что историк из него был неважный). Зато «Индика» оказалась средоточием описаний разнообразных чудовищ: тут были и кинокефа-лы, и мантикора, и огромный змей, и единорог, и пигмеи. Именно благодаря Ктесию за Индией прочно закрепилась репутация страны чудес.
Серьезной критике подвергалось и сочинение Мега-сфена, посланца, отправленного Селевком I Никатором ко двору индийского царя. Географ Страбон метал язвительные стрелы в адрес подобных писателей, которые рассказывают о людях, спящих на своих ушах, об окиподах, бегающих быстрее лошадей, об одноглазых с собачьими ушами, о всеядцах, у которых верхняя губа больше нижней. Не менее суровой критике подвергались сочинения флотоводцев Александра Македонского — Неарха и Оне-сикрита, — подтверждавшие существование невероятных чудовищ. Арриан пишет: «Что же до того, что Неарх говорит о муравьях, то муравьев он не видел, каковые, как писали некоторые, водятся в земле индов, видел же их многочисленные шкуры, принесенные в македонский лагерь» ( Флавий Арриап.Индика / Пер. и коммент. М. Д. Бухари-па // Бонгард Левин Г. М., Бухарин М.Д., Вигасин А. А. Индия и античный мир. М., 2002. С. 270.). На наше счастье, критики не только ругали, но и подвергали неправдоподобные описания подробному разбору — благодаря чему они и сохранились до нашего времени. Знатоки географии и естественной истории Помпоний Мела, Плиний, Элиан и Солин были настроены менее скептично и включали рассказы Ктесия и Мегасфена о диковинных животных в свои произведения. Именно благодаря «Книге достопримечательных вещей» Солина (III в.) чудовища пробрались в средневековую литературу.
Хотя сподвижники Александра сами не встречались с чудовищами, однако Неарх видел шкуры муравьев, а Онесикрит описал дома, которые гедросы строили из костей огромных морских животных, и встречу Александра Македонского с амазонками. По словам Плутарха, «рассказывают, что когда много времени спустя Онесикрит читал Лисимаху, тогда уже царю, четвертую книгу своего сочинения, в которой написано об амазонке, Лиси-мах с легкой усмешкой спросил историка: «А где же я был тогда?» Но как бы мы ни относились к этому рассказу — как к правде или как к вымыслу, — наше восхищение Александром не становится от этого ни меньше, ни больше» (Плутарх.Александр / Пер. М. Ботвинника и И. Перельмутера // Плутарх. Избранные жизнеописания. М., 1987. Т. 2)..
Из отрывочных сведений о невероятных чудесах в Александрии — столице Птолемеев и деловом центре Римской империи — было составлено произведение под названием «Послание Александра Аристотелю о чудесах Индии». Как самостоятельный документ это послание сохранилось в средневековых латинских списках и переложениях. Разумеется, никакого такого послания Александр своему учителю не писал. Однако есть все основания предполагать, что оно появилось спустя не более чем два десятилетия после смерти великого завоевателя. «Послание Аристотелю о чудесах Индии» — повествование о походе, которого не было, хотя ветераны войн Александра могли рассказать много интересного о реальных событиях. Оно повествует о том, как, покорив Персию, македонский царь отправляется воевать в Индию, одерживает две победы над индийским царем Пором, а затем решается проникнуть за пределы ведомого грекам и обитаемого мира. Индийцы-проводники готовы погубить войско Александра, они приводят его в места, где обитают хищники и змеи, гиппопотамы и зверь «одонтотиран» (происхождение этого слова неизвестно, в Средние века его умудрились обозвать «тираном зубов»), огромные раки и скорпионы. Проникнув за пределы Каспийских врат, Александр стремился (согласно литературной традиции) превзойти подвиги побывавших в Индии Диониса и Геракла. Именно легенды о подвигах Геракла скорее всего подсказали создателю «Послания о чудесах Индии» сюжетный ход: населить Индию многочисленными и невообразимыми чудищами и существами, о которых можно было прочитать в литературе. Поэтому обитавшие на страницах трудов Геродота и Ктесия собакоголовые и безголовые племена перекочевали в неведомую Индию вне зависимости от того, где они обитали ранее. У историков удалось позаимствовать и саму фабулу похода. Согласно традиции первым покорителем неведомых земель был египетский фараон Сесострис, о странствиях которого рассказывает Геродот. Сесострис переправился через Красное море в Аравию, затем возвратился в Египет и достиг по суше пределов Скифии. Оставив в покоренных землях столпы с надписями и непристойными изображениями, он вернулся к себе на родину. Через несколько столетий, если верить сведениям, восходящим к «Истории Персии» уже упоминавшегося врача Ктесия, настал черед царицы Семирамиды, которая после смерти Нина, своего супруга, отправилась покорять Индию. Именно войску Семирамиды впервые пришлось вступить в битву с индийскими слонами. И все же не Дионис и не Геракл, не Сесострис и не Семирамида стали первооткрывателями мира чудовищ.
Для европейского читателя чудища были неразрывно связаны с походами Александра. Причиной тому и латинский перевод «Послания Аристотелю о чудесах Индии», и интерес к преданиям о странных существах эрудитов-энциклопедистов. Замечательный пример подобного рода — это рассказ Авла Гелия о книгах, приобретенных им на обратном пути из Греции в Италию. Потрепанные свитки содержали сочинения Аристея, Исигона, Ктесия, как раз
Чтобы до конца разобраться в весьма парадоксальной логике рассуждений человека, верившего много веков назад в людей, укрывающихся своими ушами, или в огромного зверя мантикору с тремя рядами зубов, необходимо учитывать его представления о разнообразии и совершенстве этого мира. Единство Индии и Эфиопии (отправившись путешествовать по одной, можно в конце концов попасть в другую, — теперь представьте себе это географически) или плавное перетекание Скифии из Азии в Европу — это не географические курьезы, а стремление средневековых людей придать обитаемому пространству округлые, то есть, с их точки зрения, правильные формы. Очень важной становится идея симметрии: так, например, каждому созданию, обитающему на земле, находится подобие в морской пучине. Если Плинию Старшему сам факт существования чудовищ представлялся феноменом, то блаженному Августину, высказавшемуся на тему чудищ в трактате «О граде Божьем», — еще одним свидетельством совершенства Божьего замысла, сочетающего полноту и неполноту форм во всем разнообразии. Скептическое отношение к идее об антиподах было связано как раз с тем, что Бог уже позаботился о том, чтобы в пределах нашего круга земного поселить всех мыслимых и немыслимых тварей. Благодаря чудовищам мир, в котором жил средневековый человек, был абсолютно самодостаточным.
Чудовища существовали сами по себе. Знатоки вопроса — святые мужи, обладавшие энциклопедическими знаниями, — решительно отвергали идею о том, что собако-головые или кентавры являются плодом скрещивания человека с каким-либо животным. Блаженный Августин принимал пигмеев, вислоухих и одноногих, защищающихся ступней от солнца, как объективную реальность. Именно Августин спас чудовищ от забвения. Авторитет «учителя Церкви» был столь велик, что уже никто не посмел усомниться в существовании чудищ. А вот по поводу антиподов Папа Захарий I (741—752) пригрозил: «Что же касается извращенного и нечестивого учения, а именно тех, кто выступает против Бога и своей души и, конкретнее, исповедует, будто под землей существуют то ли иной мир, то ли люди, то ли солнце и луна, их, посовещавшись, изгоняй из Церкви и лишай сана».
Естественно, без чудовищ не могла обойтись и христианская житийная литература, самый яркий тому пример — «Чудо святого Георгия о змии». В коптских «Деяниях апостола Варфоломея», восходящих к апокрифическим «Деяниям апостолов Андрея и Матфея», кинокефал выступает в качестве одного из главных действующих лиц. Направляя апостолов в страну хазаренов, Господь говорит им: «Я пошлю вам человека из земли киноке-фалов (собачьих голов), у которого голова песья, и при его посредстве уверуют в Меня». Чтобы апостол Андрей вместе с учениками как можно быстрее добрался до страны хазаренов, к нему был послан кит, некогда проглотивший Иону, который доставляет их прямо к городу Рохону. Проповедовать Евангелие в этих местах было нелегким делом. Апостолов трижды бросали в огонь, но они вышли невредимыми. Тогда их тела распилили и сожгли, а пепел выбросили в море, где оный был проглочен китом. Снова проходят три дня, то есть мотив дублируется, и по приказу Бога кит изрыгает апостолов целыми и невредимыми. Теперь проповедники прибегают к помощи киноке-фала и приводят его в город с покрытым лицом. Когда жители, восстановившие идолопоклонство, собрались в театре, чтобы напустить на проповедников диких зверей, сорвавший с себя покрывало «кинокефал, названный Христианином, пожирает двух львов и наводит на всех такой ужас, что они хотят бежать из города; но апостолы окружают город огненной стеной. (Поведение кинокефала, пожирающего днух львов, говорит о том, что два сюжета — собакоголовые и бесстрашные албанские собаки — в это время уже достаточно глубоко контаминировали друг с другом). Тогда теснимые и кинокефалом, и огнем жители обращаются с мольбой к апостолам, по повелению которых кинокефал принимает вид отрока смиреннейшего нрава. Варфоломей дает ему имя Пистос (Верный)». (Хождение апостола Андрея в стране Мирмидонян // Труды В.Г.Васильевского. Т. И. Вып. I. СПб., 1909. С. 212-295). Иконография святого Христофора, которого нередко изображали с собачьей головой (например, на византийских иконах XV в.), обусловлена тем, что его житие восходит к апокрифическим «Деяниям апостола Андрея» (Обнаруживаются общие мотивы, связанные с обращением Христофора, молитвенный посох, пустивший ростки, и т.д. См.: Веселовскгш А. Н.Две заметки к вопросу об источниках сербской Александрии: хананеи-кинокефалы и иконографические изображения св. Христофора // Журнал министерства народного просвещения. 1885. Часть CCXLI. Октябрь. С. 189-209).. В изначальной версии «Деяний апостола Андрея и Матфея» Андрей во сне рассказывает Христу, явившемуся ему в образе юноши, о тайном чуде, которое сотворил Иисус, заставив заговорить одного из каменных сфинксов в храме язычников, а затем отправив этого сфинкса в страну Ханаан, чтобы тот призвал из могилы Авраама и одиннадцать патриархов, дабы те засвидетельствовали могущество Господа. Обращение же антропофагов происходит после того, как оживший по воле апостола Андрея алебастровый истукан, находившийся в одном из храмов, затопляет город человекоядцев водой. В коптских деяниях сфинкс и извергающий воду каменный истукан сливаются в единый образ, а под влиянием этнонима «хананеи», присутствующего в изначальной версии и близкого по звучанию к слову «собака», сфинкс, существо со звериным телом и человеческой головой, превращается в кинокефала — существо с собачьей головой и человеческим телом, отождествляемое со святым Христофором (И не и последнюю очередь благодаря все той же стране Ханаан, играющей роль вжитии святого). Для Запада, об этом мы можем судить на примере древнеанглийской литературы, «Житие святого Христофора» столь же неразрывно связано с образами чудовищ, как и «Послание Александра Аристотелю о чудесах Индии», ведь именно этот текст (в переводе на местное англосаксонское наречие) был помещен неизвестными переписчиками в состав кодекса, где был записан знаменитый эпос «Беовульф». И хотя у святого Христофора, пусть даже и обладавшего собачей головой, не так много общего с Гренделем, соседство это весьма примечательно.