Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим. Книга 2
Шрифт:
– Я пришла посмотреть на прихоть Джеймса Стирфорта, – продолжала мисс Дартл. – На девицу, которая бежала с ним и стала в своем родном городе притчей во языцех… На дерзкую интриганку, на наглую любовницу таких людей, как Джеймс Стирфорт. Я хочу знать, что это за птица!
Послышался шорох. Должно быть, несчастная женщина, осыпаемая такими оскорблениями, бросилась к двери. Но говорившая преградила ей дорогу. Наступила короткая пауза.
И снова заговорила мисс Дартл. Она говорила сквозь зубы и постукивала по полу ногой.
– Остановитесь! Или я вас разоблачу перед
Испуганное бормотанье было единственным ответом, который достиг моего слуха. Наступило молчание. Я не знал, что делать. Я страстно хотел положить конец этой встрече, но чувствовал, что не имею права вмешиваться. Только один мистер Пегготи мог видеть ее и за нее заступиться. «Но когда же он придет?!» – думал я с тоской.
– Наконец-то я ее увидела! – презрительно усмехнувшись, продолжала Роза Дартл. – Ну, и жалкое же он существо, если дал себя увлечь этой притворной скромности и склоненной головке.
– О, ради бога, пощадите меня! – вскричала Эмили. – Я не знаю, кто вы, но вам известна моя печальная история, и, ради бога, пощадите меня, если хотите, чтобы и вас щадили!
– Если я хочу, чтобы щадили меня? – с бешенством повторила та, другая. – Что общего между нами?
– Ничего, кроме нашего пола, – зарыдав, отозвалась Эмили.
– Эти слова в устах такой бесчестной твари способны убить любое чувство, кроме презрения и отвращения, которые я к вам питаю. Наш пол! Да, вы делаете большую честь нашему полу!
– О, я это заслужила! – воскликнула Эмили. – Но как это ужасно! Подумайте, дорогая леди, что я перенесла и как я пала! О Марта, вернись! Когда же я буду дома!
Мне было видно, как мисс Дартл села в кресло, пристально смотря вниз, словно там, у ее ног, распростерлась на полу Эмили. Теперь я хорошо мог разглядеть ее плотно сжатые губы и жестокие торжествующие глаза, которые она не отрывала от одной точки.
– Теперь слушайте меня, а свои уловки приберегите для ваших простофиль, – сказала она. – Неужто вы надеетесь разжалобить слезами меня? С таким же успехом вы можете соблазнить меня вашими улыбочками, продажная тварь!
– Смилуйтесь надо мной! – рыдала Эмили. – Посочувствуйте мне хоть сколько-нибудь, или я сойду с ума и умру!
– Это было бы слабым возмездием за все ваши преступления, – сказала Роза Дартл. – Да знаете ли вы, что вы сделали? Вы думали когда-нибудь о домашнем очаге, который разрушили?
– О! Не проходило ни одного дня, ни одной ночи, чтобы я об этом не думала! – воскликнула Эмили. Теперь я ее увидел. Она упала на колени, голова ее откинулась, глаза были устремлены к небу, руки заломлены, волосы распустились и спадали на плечи и на спину. – Была ли хоть одна минута во сне или наяву, когда бы я не видела этот дом так же ясно, как в тот день, когда покинула его навсегда! – продолжала она. – О, мой дом, мой дом! Милый, дорогой дядя! О, если бы вы знали, как меня терзали воспоминания о вашей нежности, когда я свернула с пути добра, вы не проявляли бы ее с таким постоянством! Лучше бы вы хоть раз в жизни рассердились
Роза Дартл глядела на нее сверху вниз, недвижная, как бронзовая статуя. Губы ее были плотно сжаты, она делала над собою страшное усилие, чтобы удержаться и не ударить ногой лежавшую перед ней прекрасную женщину. В этом я уверен. Я видел ее очень отчетливо, я видел, что для этого она призвала все свое мужество и силу духа. Когда же, наконец, придет мистер Пегготи!
– Жалкое тщеславие этих ничтожных червей! – произнесла она, когда овладела собой настолько, что могла говорить. – Ваш дом! Неужто вы воображаете, что я стану о нем думать или поверю, будто вы можете нанести этой жалкой норе вред, который нельзя было бы загладить деньгами? Ваш дом! Да вы для вашей семейки предмет купли-продажи, как и все остальное, что проходит через их руки!
– О, только не это! – вскричала Эмили. – Обо мне говорите что угодно, но не переносите мой позор на них, которые так же достойны уважения, как и вы. Они и без того мною опозорены. Если уж вы не щадите меня, то по крайней мере уважайте их, как подобает леди!
– Я говорю о его доме, – сказала Роза Дартл, не удостаивая обратить внимание на этот призыв, и подобрала подол платья, чтобы Эмили не осквернила его своим прикосновением. – Я говорю о том доме, где я живу. Вот, – с презрительным смехом она указала на распростертую у ее ног женщину, – достойная причина разрыва между матерью-леди и сыном-джентльменом! Вот кто причинил такое горе дому, куда она не могла бы войти даже в качестве судомойки, вот кто был причиной страданий, жалоб и укоров! Грязная тварь, которую подбирают где-то на берегу, чтобы позабавиться на часок, а потом швыряют назад – туда, где она родилась!
– Нет! Нет! – заламывая руки, вскричала Эмли. – Когда он встретился мне впервые – о! если бы этот день никогда не настал для меня и он впервые увидел бы меня в гробу! – я росла такой же невинной, как вы или любая леди, и собиралась стать женой человека, выйти замуж за которого было бы счастьем для любой леди! Если вы живете у него в доме, вы должны знать, какую он мог получить власть над такой слабой, тщеславной девушкой, как я. Я не оправдываю себя, но знаю хорошо и знает он, а если не знает, то в час своей смерти, когда душа его будет объята тревогой, должен будет сознаться, что обольстил меня и что я поверила ему, уверовала в него и полюбила!
В тот же миг Роза Дартл вскочила, чтобы ее ударить. Лицо ее так потемнело и так исказилось от отвращения, что я чуть-чуть не выскочил, чтобы стать между ними. Но она промахнулась. Задыхаясь и дрожа всем телом от бешенства, она стояла теперь перед Эмили и смотрела на нее с неописуемой ненавистью – подобного зрелища я никогда не видел и, кажется мне, никогда не увижу.
– Вы его любите? Вы? – вскричала она, судорожно сжимая и разжимая руку, словно ей не хватало только ножа, чтобы вонзить в жертву своей ярости.